Аласдер Грей - 1982, Жанин

– Понимаю, гадко все это выглядит, но это не то, что ты подумал, ничего серьезного, ей нет до меня дела, ей-богу, если бы ты знал, как тебе повезло, ты подбираешь крошки с барского стола, да, я ухаживал за ней, а что ты хочешь, ты же ей даже ни одной открытки не прислал до сегодняшнего дня! Чего ты ждешь от нее?

Меня же занимала только одна проблема – как унести три чемодана двумя руками. На кровати лежал полосатый галстук. Я взял его и подергал, проверяя на прочность. Хозяин, видно, решил, что я собираюсь его задушить, и быстренько спрятался за Дэнни, которая наконец открыла лицо и замолчала, отчего я испытал огромное облегчение. Я привязал концы галстука к ручке чемодана, перекинул получившуюся петлю через плечо и сказал:

– Не переживай, Дэнни. Рядом с тобой по-прежнему будет мужчина, и он будет тебя содержать.

Тут она закричала страшным голосом. Я опрометью бросился вон из комнаты. Пробежав через холл, я распахнул парадную дверь, протиснулся туда со своими чемоданами, выскочил на лестничную площадку и захлопнул за собой дверь. Я сбежал вниз по лестнице, подгоняемый хлопавшим меня по правому бедру чемоданом. Я убегал все дальше, но крики не прерывались и не слабели. Они вспыхивали один за другим, одинаковые и жуткие, прерываемые короткими паузами в моменты, когда она набирала воздуха. На улице крики стали слышны еще сильнее. На противоположном тротуаре остановилась парочка и удивленно смотрела на наши окна. Торопливо шагая к метро, я вдруг расслышал, что каждый крик был повторением одного и того же слова – моего имени. «Она долго не выдержит такого напряжения, она упадет в обморок, – думал я. – Господи, пусть она упадет в обморок прямо сейчас». Но она все кричала, а я свернул за угол и долго еще слышал в отдалении ее голос, истошно повторявший сквозь шум трамваев на Байерс-роуд:

– Джо-ок, Джо-ок, Джо-о-о-к!!!

Прощай, Дэнни. Мне так и не довелось узнать, что случилось с тобой потом. Когда возобновились занятия в колледже, я не стал ходить в столовую, чтобы случайно не встретить тебя. Я собирался жениться. Когда друзья сказали мне, что ты больше не работаешь в столовой, я все равно не решался ходить туда, опасаясь, что другие женщины за стойкой расскажут мне про тебя какие-нибудь грустные новости или еще хуже – спросят меня, как ты поживаешь. Годы спустя я встретил одного соседа, который еще некоторое время после моего отъезда продолжал жить в нашей квартире. Он ничего не знал о тебе, но зато рассказал мне любопытную вещь про хозяина. Тот стал парашютистом. В шестидесятые он вместе с группой энтузиастов совершал затяжные прыжки с аэроплана и погиб в горах, его парашют не раскрылся. Странная смерть для такого правильного, законопослушного, педантичного молодого человека. Человек, который мне все это поведал, был офицером Королевских военно-воздушных сил и выглядел весьма импозантно.

– Видите ли, – сказал он, – это был не самый подходящий спорт для него. Происхождение у него было, понимаете… Отец – дипломированный бухгалтер, пробившийся из низов… Он вступил в клуб, чтобы доказать, что может стать одним из нас. Очень, очень грустная история. Люди такого склада вечно попадают в неприятные ситуации.

Итак, наш хозяин был вторым человеком в моей жизни, который умер, упав с высоты. И я никогда так и не узнал, что ты делала, Дэнни, когда перестала выкрикивать мое имя.

Я пришел к Алану и попросился пожить у него, пока не найду другую комнату.

– Конечно, заходи, – сказал он.

Когда я объяснил ему, что произошло, он задумчиво покачал головой и водрузил на кухонный стол старинную печатную машинку. Он принялся внимательно и методично ее разбирать, полностью погрузившись в свое занятие, словно меня не было рядом с ним в комнате.

– Ты не очень-то любезен сегодня, – заметил я.

– Я думал, вы с Дэнни любите друг друга. По вам это было очень заметно.

– Я тоже так думал еще пару часов назад. Он ничего не ответил.

– А что бы ты сделал, если бы обнаружил Кэрол в постели, например… со мной?

– Не знаю. Скорее всего, ударил бы ее и вышвырнул бы тебя за дверь. Но едва ли я прекратил бы отношения с тобой или с ней. У меня же нет гордости, ты знаешь.

– Я не терплю физического насилия.

Он безразлично отвернулся. Я чувствовал себя выжатым как лимон. Солнце еще стояло высоко в небе, но сегодня слишком много всего произошло с момента моего пробуждения в Эдинбурге, поэтому я распаковал свои спальные принадлежности, разложил их на диване и уснул.