— Это неделю назад. Митинг в Керчи. Пойми, я не учил текст, не придумывал слова… Ну, сам увидишь…
Я не ожидал, что в этом маленьком городишке на площади соберется такое количество народа. По особой методике я прикинул на глаз количество. Примерно три с половиной тысячи. Автобусы с нашей молодежью задерживался и, это было плохо, Шеф звонил уже несколько раз и спрашивал, как дела. Моня метался от трибуны к стоянке, куда должен был подойти транспорт, размахивал руками над головами митингующих, сигналя мне о том, что все под контролем. Какой там контроль! Чужой город, ни одного знакомого лица, на ком можно остановить взгляд, звонки Шефа… Я должен был выступать четвертым. Слава Богу, люди, забравшиеся на каменную трибуну передо мной, читали бумажки с заготовленными речами, тягуче, скучно, давая мне отсрочку, давая время приехать автобусам. Я пытался обозначить в уме тезисы своего выступления, но путался, сбивался с мысли, курил, боролся с тошнотой и искал глазами Моню. Нашел. Он вытянул вверх левую руку с часами, пальцем правой постучал по циферблату и показал в сторону трибуны. Я обернулся и увидел, что ведущий митинга делает мне знаки, приглашая подойти, а в многоваттных динамиках звучит мое имя. Все. Время истекло. Мне пора. Это был провал. Не получилось произвести впечатление двумя сотнями молодых людей с флагами и транспарантами, в голове пусто, что говорить в микрофон — я так и не придумал. Поднимался по каменным ступенькам я медленно, надеясь, что сейчас произойдет чудо, что я проснусь дома, в кровати, не будет позора косноязычия, не будет ожидающих глаз людей на площади, уставших от скучных речей еще тридцать лет назад на пыльных партсобраниях, не будет пустого правого фланга, где должны стоять мои ребята…
Левая рука легла на холодный гранит парапета и, сердце остановилось. Уже мертвый, я поймал правой рукой микрофон и поднял голову. Первое, что я увидел это клин долгожданной молодежи с флагами, рассекающий толпу. Успели. Моня уже был с камерой, снимая происходящее, толстый, высокий, метался, выбирая нужный ракурс.
— Крымчане, земляки !
Я закрыл глаза и услышал тишину. Где-то за площадью летал мой голос, играл с чайками на берегу, совершал с ними воздушные па и падал в море. Сердце молчало.
— Гррраждане города-герррроя Керчь !
Я поднял веки и ничего не увидел. Здесь явно кто-то присутствовал, что-то жило и вибрировало, пульсировало тяжко, но разобрать было невозможно. Где площадь, где море, где люди, где флаги, где Моня? Пока я все это неторопливо искал взглядом, из горла, вперемежку со слюной, рвались колючие холодные комки, драли мне связки, попадали в микрофон, спешили по электрическим кабелям, превращались в вибрацию динамиков и текли над головами немых людей, накрывая их саванном, проникая под кожу, леденя и согревая. Я нащупал взглядом чье-то испуганное лицо, туманное, оно плыло ко мне, старушечье, удивленное лицо. Этот, который во мне — источник боли в горле — для нее старался, для нее, давая надежду, выстраивая иллюзорные замки, где живут добро, справедливость и счастливые старушки. Да, злодеи будут наказаны! Немедленно! А мы — люди. Лучшие из людей. И ты, урод, тоже человек! Запомни — ЧЕЛОВЕК! Выжги себе на лбу. ЧЕЛОВЕК! Мы не стадо. Мы загрызем любого, кто скажет, что мы стадо! Мы затопчем его! Поднимем на вилы. Мы пыль Вселенной, гордая пыль, злая, тревожная пыль, полная любви и ненависти, по нам нельзя ходить, нельзя оставлять на наших спинах ребристые следы, нельзя трогать наших матерей, мы пыльный пустынный ураган…
МЫ — ЛЮДИ !
Тишина. Колючки перестали терзать мое горло, отвернувшись от микрофона, я начал спускаться с трибуны, мимо комкающих свои бумажки ораторов, удивленные, вытянутые лица, мимо телекамер и застывших охранников, медленно, пытаясь вспомнить, о чем я только что говорил, площадь взорвалась, меня догнала звуковая волна и толкнула в спину. Я поморщился, прикрываясь ладонью голову от резинового напора тысяч глоток. Зрение возвращалось, неохотно; наплывали лица, гранитные плиты, ветки в зеленых молодых листочках, опять лица, закрывая обзор, надвинулся Моня. У него дрожали губы. Сердце спасительно и осторожно стукнуло, проверяя работоспособность организма.
— Серега, Серега…
— Что я говорил? — у меня с трудом ворочался язык. Я трепетно ловил сердечные пульсы, ласкал их, живой и удивленный.
— Серега, Серега… Что ты говорил ?!!!
Читать дальше