Януш Вишневский - Любовь и другие диссонансы

Неожиданно я увидел широкую лестницу перед зданием, похожим на Дворец культуры и науки в Варшаве. И понял, что это и есть университет.

На лестнице стояли группки молодых людей. Они курили и беседовали. Я вошел так уверенно, что охранник не решился спросить у меня пропуск. Интересно, где здесь библиотека? Мне почему-то кажется, что библиотекарши — самые образованные люди. Я многое узнал именно от них. А в одну, когда мне было лет двенадцать, целую зиму был влюблен.

По лестнице я поднялся на второй этаж и пошел мимо вереницы дверей, читая надписи на табличках, прикрепленных к стене. Пожилая женщина, одетая в синий шерстяной жакет и длинную черную юбку из искусственной кожи, спросила меня по-английски, не может ли она чем-то помочь. Я спросил, почему она обратилась ко мне по-английски.

— Сразу видно, что вы не наш, — ответила она с улыбкой, снимая очки.

— А почему, собственно? — спросил я в удивлении.

— По вашим туфлям для начала.

— Но это туфли из русского магазина! — возразил я.

— Может, и из русского, но в этом здании, кроме нескольких студентов, мало кто может позволить себе такие. Кроме того, проходя мимо, вы сказали «здравствуйте», хотя мы незнакомы. Русские так не делают. И еще улыбнулись. Русский в такой ситуации, скорее, бросит суровый взгляд.

— Что ж, приму к сведению, — ответил я весело. — Вообще-то я ищу библиотеку.

— Какую? У нас их четыре. Какого факультета?

— Не знаю. Честно говоря, я ищу библиотекаршу.

— А как ее фамилия? — спросила она с интересом.

— Мне подойдет любая. Видите ли, я приехал в Москву, чтобы найти одну женщину. Она…

— А как ее фамилия?

— В том-то и дело, что этого я тоже не знаю. Если позволите, я вам все расскажу.

И я выложил ей все, что знал о Дарье. Молодая девушка, училась на факультете журналистики МГУ, потом уехала в Берлин, примерно год назад вернулась, лесбиянка, писала статьи и искала информацию о гомосексуализме среди женщин в Советском Союзе и в России в Москве, и в других городах, хотела написать об этом книгу.

— С чего мне начать поиски, — спросил я, — как вы думаете?

— С архива. Но чтобы получить доступ к архивным данным, придется предъявить документы, — ответила женщина без колебаний.

— Но в каком? В Москве наверняка много архивов…

— Лесбиянки всегда были у нас врагами народа — или работали в КГБ, — ответила женщина после минутного колебания, и я понял, что она не считает меня сумасшедшим.

— Так в каком архиве? — спросил я, не понимая, что она имеет в виду.

— Только в одном, в государственном архиве на Бережковской набережной, 26. Если где и искать, то там. В другие, то есть в спецхран, ее бы никогда не пустили. А вас и подавно. Даже сейчас.

— Это далеко отсюда? — спросил я.

— Далеко, как и всё в Москве. Если вы поедете на такси в это время дня, у вас это займет часа два. Москвичи сейчас разъезжаются по дачам. Сегодня пятница…

— А на метро? Туда можно доехать на метро?

— Конечно! Я напишу вам название станции. У вас есть ручка? — спросила она.

Я машинально пошарил по карманам, но женщина жестом меня остановила:

— Ладно, — улыбнулась она, — подождите, я сейчас. — Она порылась в сумочке и нашла там ручку и какой-то клочок бумаги. — А эта Дарья… близкий вам человек?

Ответить я не успел. Откуда ни возьмись появилась группа молодых людей и плотно обступила женщину.

— Профессор, а нам сказали, что сегодня вашей лекции не будет! — услышал я возбужденные голоса.

Я хотел было поблагодарить, но быстро понял, что ей уже не до меня.

Московское метро — я слышал это от многих побывавших в столице России — отдельно существующий организм. После Кремля и Третьяковской галереи оно считается одной из главных достопримечательностей города. Станции напоминают дворцы с роскошными люстрами, мозаикой, витражами и росписями на идеологически выверенные сюжеты, полы там из мрамора, а своды напоминают соборы эпохи барокко. Самая глубокая находится на восемьдесят метров под землей, а всего станций уже почти двести, и ездят в нем ежедневно больше двух с половиной миллионов человек. Стоит ли говорить, что построен метрополитен «кровью и потом советских трудящихся», как Новая Гута и Центральный вокзал в Варшаве. Такие были времена, все строилось «потом и кровью», зато «на благо народа». Открытие каждой новой станции становилось событием, об этом торжественно извещали жителей всей страны. В торжествах по случаю открытия некоторых станций принимал участие сам Сталин. Тогда под землю спускали дубовые столы, обитые плюшем стулья, вышитые белые скатерти, целые военные оркестры, ящики водки, фарфоровую посуду, охлажденную икру и членов Политбюро в полном составе.