“Когда при мне раскапывали могилы на кладбище при Донском монастыре — Гоголя, Языкова, Хомякова, — вспоминал Леонид Максимович, — я обратил внимание, что от них осталось. От Языкова — часть лобной пазухи и чашечки, где был елей. От Хомякова — черная грива волос, поддевка и сапоги — признаки славянофильства. Сапоги были в таком прекрасном состоянии, что боялись, как бы их не украли беспризорные. Хоть надевай! Гоголя выносили без меня”.
Юнна Мориц. “Поэт вообще — тунгусский метеорит и струнный инструмент”. Беседу вел Кирилл Решетников. — “Газета”, 2004, 31 мая .
“Я ни при каких условиях не признаю „изгоем” ни один народ, ни одну страну. И не буду ждать, когда назовут „изгоем” Россию, выбелив и накрахмалив Гитлера, чтобы создать и пустить в оборот впечатление, будто гитлеровские фашисты намного прекрасней большевиков. То, что происходит в Ираке, где резвятся ковбойские барышни, пыточно издеваясь над живыми и даже мертвыми арабами, и есть настоящий фашизм, а никакая не „новая политическая и культурная гегемония”. Это сопоставимо не с „советской гегемонией”, а только с гитлеровским фашизмом. <���…> А началось это с бомбежек Сербии, с уничтожения Международного права, с гегемонских фанаберий на радостях, что рухнул советский режим. <���…> Рухнуло вранье советское, рухнуло вранье послесоветское, рухнуло вранье импортное, вранье глобальное, и обнажились подлинные цели и средства в битве за выживание на планете, хлынула колоссальная энергетика древности. Сейчас для поэзии — отличное время”. Юнне Мориц присуждена Литературная премия имени А. Д. Сахарова.
Харуки Мураками. Когда же я созрею? Беседу вел Андрей Фесюн (“РИА Новости”) — “ИноСМИ.Ru”, 2004, 11 июня .
“От 14 до 20 [лет] я читал одну только русскую литературу”.
Андрей Немзер. Цвета разные, тон один. — “Время новостей”, 2004, № 93, 1 июня .
“Поставив перед собой интересную задачу — стать модным писателем, — Бавильский с ее первой частью успешно справился. И если кто-то (в отличие от редакций „Урала” и „Нового мира”) его за модного не держит, то следует признать: этот самый кто-то катастрофически устарел” .
См. романы Дмитрия Бавильского: “Ангелы на первом месте” — “Урал”, Екатеринбург, 2004, № 3, 4 ; “Нодельма” — “Новый мир”, 2004, № 5.
Андрей Немзер. Дикая животная сказка. Издан роман Людмилы Петрушевской. — “Время новостей”, 2004, № 96, 4 июня.
“Самый скверный роман невозможен без личности героя и неповторимости его истории . Далеко не всякий романист способен личность и историю создать, но я обсуждаю не меру таланта, а жанровую задачу. Которая Петрушевской чужда. Невозможно воспринимать всерьез муки „номера один”, потому что в нем нет ничего „субъектного”. <���…> Может, и Букера отвесят. (На зависть Татьяне Толстой.) Или „Триумф”. Главным событием года роман уже объявили”.
См. также: Борис Кузьминский, “Пупсы; петроглифы” — “Русский Журнал”, 2004, 28 мая ; “„Номеру Один” (хоть он и по-моему — # 1) наверняка не снискать ни хоровых дифирамбов, ни весомых наград. Реакция литературного сообщества на книгу — сужу и по красноречиво скудным публикациям, и по откровенным разговорам в кулуарах — беспрецедентно кислая. Роман не нравится практически никому. Рукопись была, на нынешнем-то декларируемом журналами безрыбье „крупной” прозы, отвергнута редакцией „Знамени”. То есть в фавориты премиального расклада, нынче полностью — за исключением „Нацбеста” — контролируемого „толстожурнальной” референтной группой, коей „Знамя” флагман, тексту путь заказан. Для „Нацбеста” же фамилия автора чересчур и не по-хорошему укоренена в коллективной памяти читателей, а произведение — слишком вне злобы дня. <���…> Бескомпромиссно экспериментальный опус на грани коммерческого самоубийства”.
См. также: “Людмила Петрушевская сочинила свой первый роман. Пародию на Пелевина и стилизацию под Сорокина”, — пишет Евгений Лесин (“Чучуны и покойнички” — “НГ Ex libris”, 2004, № 17, 13 мая .
См. также в новоизвестинской рубрике Александра Алексеева “Литературный лоцман” (“Новые Известия”, 2004, 21 мая ): “Эта книжка явно не для слабонервных! Петрушевская и прежде своих читателей не особо щадила: мастерски сыпала соль на раны, утешала тем, что у других все гораздо хуже. Объясняла, что любви хватает лишь на три дня после получки. Но в новом романе перещеголяла сама себя. Лесные людоеды, повесившиеся 15-летние девушки, дети-калеки, из принципа падающие с кровати. Мрака и беспросветности добавляет и то, что персонажи порой изобретают свой собственный, полуптичий язык и говорят на нем отдельными слогами. Что удивительно: все при этом друг друга понимают. Крыша от этого едет не только у них... Все мы, наверное, в детстве любили в темноте рассказывать ровесникам страшилки про летающие руки, про превращение людей в зомби. Петрушевская написала об этом целый роман. Если ее цель была запугать, показать, как все плохо, да еще и сделать это в жанре антиутопии — у Петрушевской это получилось. Если же цель писателя все-таки в том, чтобы углядеть луч надежды в конце самого мрачного и безысходного туннеля, то, приступая к чтению романа, наверняка нужно сразу же гасить свет. Польза: 1,5 — ничего нового для себя в книге вы не найдете. И поток сознания, и ужасы в духе Стивена Кинга, и временами (жаль, крайне редкими!) возобновляющееся социально-детективное повествование — Петрушевская сделала жесткий микс жанров. Однако нового „Молчания ягнят”, ранящего души, не получилось. Интерес: 4 — любопытно, чем все кончится. Но и кончается неинтересно”.
Читать дальше
