— Я всегда завидовал визионерам, — сказал Эльф. — Увидеть то, что не дано видеть никому из живых, — разве не этого все мы хотим и не к этому стремимся?
— А что это за книга была? — спросила Белка.
— Олдос Хаксли, “Двери восприятия”.
— Doors, значит, — задумчиво сказала она. — Хорошо.
— Фигня, — поднимаясь на ноги, сказал Сатир. — Все это полная фигня.
— Почему же? — поинтересовался Эльф.
— Белка вон смерть видела, — лающе произнес Сатир. — И что же? Ничего с ней не произошло. Никуда не исчезла. Здесь осталась.
В комнате разом наступила такая оглушительная тишина, что стало слышно, как снаружи опускаются на оконное стекло снежинки. Тимофей оставил Ленкины уши и испуганно посмотрел вокруг. Белка побледнела, дрогнувшим голосом ответила:
— Может быть, это потому, что я слишком хотела вернуться обратно… К вам. А может быть, мне всего лишь дали отсрочку и я еще куда-нибудь исчезну... На этот раз уже навсегда.
Сатир, понимая, что сказал что-то ужасное, ушел на кухню, лег в ванну, как в гроб, закрыл лицо руками.
— Прости, Серафима, — глухо сказал он. — Это я от скуки с ума схожу, наверное. Прости.
— Он обидел тебя? Он не хотел. — Тимофей подошел к Белке, виновато тронул ее за руку.
— Не переживай. Что бы Сатир ни сделал, я никогда на него не обижусь. Никогда, — заверила его Белка.
Серафима с успокаивающей улыбкой приложила указательный палец к губам, на цыпочках прошла на кухню, тихо взялась за вентиль крана и резко открыла воду. Тугая струя с шипением ударила Сатиру прямо в лицо. Он, мгновенно вымокший до нитки, рывком сел в ванне и ошарашенно посмотрел на подругу. Серафима закрыла кран, опустилась на колени
рядом с ванной. Отерла капли воды с глаз и щек Сатира, убрала со лба мокрые, похожие на звериную шерсть волосы, коснулась виска.
— Держись. Не раскисай, — мягко и серьезно сказала Белка. — Ну и не обижайся, ладно? — добавила она. Потом развязала у себя на шее полюбившийся ей красный галстук и обмотала им шею Сатира.
На следующий день рано утром Сатир включил телевизор. Шли новости. Сначала показывали жертв очередной авиакатастрофы, потом переключились на замерзающих шахтеров Дальнего Востока, продолжили сходом селевых потоков на Северном Кавказе и закончили бодрым рассказом о столкновении болидов “Формулы-1”, в котором лишь по счастливой случайности никто не пострадал. Прогноз погоды пообещал метель, гололед и минус пятнадцать всю неделю.
— Это не новости, это расстрельный приговор какой-то! — выдохнул Эльф.
— Все правильно. Так и должно быть, негатив должен превалировать, — заверила его Белка. — Пастух пасет свое стадо. С телезрителями теперь обращаются как с членами какой-нибудь тоталитарной секты.
В сектах людям прежде всего внушают, что их окружает мрак и ужас, а спокойствие и счастье только здесь, в секте. Телевизор, как опытный гуру-мракобес, тоже ежечасно показывает, что вокруг тебя страдание и смерть, и внушает, что единственное место, где можно выжить, — это твой дом, твой диван перед экраном. Поэтому спрячься, затаись, как премудрый пискарь, сожмись в пылинку, в ничто, и будь счастлив, что у тебя есть этот уголок тишины, покоя и сытости.
— Кстати, я обратил внимание, — сказал Эльф, — что сейчас, даже когда показывают природу, делают акцент не на красоте мира, а на том, как животные пожирают друг друга, дерутся, какие они агрессивные, опасные.
Сатир меж тем продолжал внимательно смотреть телевизор.
— Сатир, ты не хочешь его выключить? — обратилась к нему Белка.
Тот отрицательно покачал головой.
— Тогда забирай его и вали на кухню.
Сатир последовал совету. Поставил “ящик” на кухонный стол, улегся в ванну и снова уставился на экран. Лицо его стало серьезным и сосредоточенным, он словно бы весь подобрался внутренне, приготовившись к поиску и ожиданию чего-то. Так продолжалось весь день. Лишь изредка вылезал он из ванны, чтобы размять затекшие члены да переключить канал.
— А другие телевизоры забрать не хочешь? Там еще три штуки осталось, — в шутку поинтересовалась Белка.
Сатир подумал и забрал остальные. Поставил их на том же столе. Настроил на пару центральных российских каналов, MTV и Euronews.
Читать дальше
