Какая из книг Рубена Давида Гонсалеса Гальего лучше? Этот вопрос я увидела в одной газете и думаю, он еще не раз будет возникать, хотя бы в скрытой форме. Мне бы не хотелось выбирать. При всем сходстве положенного в основу жизненного материала — это книги очень разные. “Я сижу на берегу...” — книга менее цельная, с не совсем удачной комбинацией прозы и драматургии, носящей отпечаток стремления автора выйти за пределы жанра, принесшего успех. Но это — шаг вперед, а не топтание на месте. Именно способность двигаться дальше и подтверждает репутацию Гонсалеса Гальего — писателя.
1 Гонсалес Гальего Рубен Давид. Я сижу на берегу... СПб.—М., “Лимбус- Пресс”, 2005.
"Как разно устроены люди"
Лидия Чуковская — Давид Самойлов. Переписка. 1971 — 1990 гг.
Подготовка текста, публикация и примечания Г. И. Медведевой-Самойловой,
Е. Ц. Чуковской и Ж. О. Хавкиной. М., “Новое литературное обозрение”, 2004, 304 стр., с ил.
В интеллигентском пантеоне 70 — 80-х был ряд тех, “кто устоял в сей жизни трудной”. На письменном столе в интеллигентской квартире тех лет можно было увидеть машинописные странички “Открытых писем” Лидии Чуковской рядом с небольшого формата стихотворными сборниками Давида Самойлова.
Люди разных поколений (Чуковская старше Самойлова на четверть века), разного опыта и, как выясняется, разного стиля, творческого и жизненного, они писали друг другу в течение двадцати лет. Десятилетия эти были по атмосфере разнообразные: “оттепель” уже сошла на нет, но из зоны густой брежневской духоты собеседники успевают переместиться в продуваемую свежими ветрами эпоху перестройки.
Динамику исторической погоды Лидия Корнеевна отмечает в первом своем письме, отправленном в июле 1971-го: “Вы для меня человек из другой страны, из другого времени: когда мы виделись с Вами в последний раз, Анна Андреевна и Корней Иванович были живы”. Отец ее умер в 1969-м, Ахматовой не стало в 1966-м.
Последние письма сочинялись тоже вблизи исторического рубежа, и он тоже был обозначен потерей: “Постоянно ощущается потеря Андрея Дмитриевича. Многие, даже молодые, говорят, что с его уходом переломилось время. Все вдруг стало мрачнее и безнадежнее” (из письма Давида Самойлова, 17 января 1990 года). Острота утраты ощущалась собеседниками одинаково сильно, и Чуковская ответила сразу же: “Не знаю, как благодарить Вас за Ваше последнее письмо. Очень странное оно во мне вызвало чувство. Братское, что ли?.. Все это написано Вами как будто мною от самой себя — себе” (1 февраля 1990 года).
Вместе с тем с первых же писем становится видна резкая непохожесть собеседников, даже контрастность их душевного склада.
Д. С.: “Каждый день кто-нибудь приезжает-уезжает. У нас толчется народ... Я эту толчею люблю и сам завожу…” (9 августа 1976 года).
Л. Ч.: “Летом выбивают люди” (24 июля 1977 года). “Как разно устроены люди — даже и физически (а мы мечтаем о братстве всего человечества). От такой поездки, которую Вы с удовольствием вынесли, я бы не только не вошла в норму и в форму, а, наверное, умерла — и не теперь в 75 лет, а и в 25, и в 35. Не выношу (и никогда не выносила) физически и душевно: вокзалов, переездов, трибуны, эстрады, толпы, присутствия чужих — или даже своих — людей, если их много; новых впечатлений — если их тоже много зараз” (13 июня 1982 года).
Д. С.: “…я одиночество переношу плохо. Даже работать в одиночестве не умею. Мне нужно, чтобы дверь была открыта и чтобы доносились голоса из соседних комнат, из кухни. Я должен быть в курсе дела, отвлекаться от дела по всяким поводам” (март 1978 года).
Л. Ч.: “Не только писать, но и читать — я могу только в тишине, и не только в тишине, но в тишине защищенной, заведомо не нарушаемой” (30 марта 1978 года).
Д. С.: “Способность исчезать — одна из лучших моих способностей, и означает она только одно... — мое легкомыслие и интерес к процессу жизни, т. е. отсутствие интереса к тому, что было вчера” (2 октября 1972 года).
Л. Ч.: “Я — от природы, от рождения не люблю того, что условно называется „жизнь”. Не та или другая; не то или другое десятилетие, или тот или иной возраст — а вообще. У меня к ней аппетита нету” (9 августа 1979 года).
Д. С.: “Я привержен удовольствиям жизни, я жизнь люблю „физически” гораздо больше, чем умом. В этом моя слабость, но это мое свойство, видимо, единственное, что позволяет мне считать себя поэтом” (август 1979 года).
Читать дальше
