Сражайся! Победа или поражение возможны в любой момент. Погибая, ты будешь счастлив, что сделал для победы все. А победив, скажешь, что сделал для победы все и чуть больше…
Ирина чувствовала себя все хуже. Перебои в сердце. Дыхательные упражнения не помогали. Как будто даже усиливали тяжесть. Словно на горле смыкались чьи-то тяжелые темные руки.
Она решила пойти в больницу. Дождалась своей очереди в клеенчатом кресле, рассматривая ауры окружающих.
— Предпримем суточное мониторирование электрокардиограммы, — сказала врачиха с подбитой, покоцанной аурой. — Раздевайтесь…
Обведенные синим набрякшие глаза за стеклами очков смотрели пусто и потусторонне, как две большие рыбы, заглядывающие в окно батискафа.
— Что-что предпримем? — переспросила Ирина, стаскивая водолазку.
А врачиха уже приклеивала к ее гладкому телу присоски с какими-то проводками, приговаривая:
— Холтер надели. Вот электроды… А вот — кассетка пишется… Батарейка, она в особом кармашке, вот тут, сбоку… Сутки не снимайте.
— Да вы что! Куда мне этот хомут. Я не могу сутки.
— А что такого?
— Чего это все большое-то такое?
— Не нервничайте, — сказала врачиха тусклым, как ее волосы и глаза, голосом. — Каждый день кому-нибудь да надеваем холтер, у нас и отделение — прочитайте на двери. Электро. Кардио. Грамма. У вас с сердечком-то нелады, надо провериться…
Врачиха говорила еще что-то, медленно и равномерно, как надолго заведенная кукла, чувствовалось, что она говорила подобное много раз на протяжении долгих лет, день за днем.
Глава 3. Прыгнул
Для беседы, для беседы. Он им не нанимался. Ни для бесед, ни для дознаний. Сотовый Сергея фиксировал несколько раз тот же номер. Иди к лешему, Тихомиров. Провались. Сергей не откликался.
Кто-то, веселый и хмельной, орал на всю станцию:
— Люди! Послушайте! Неслыханная ситуация! Ну одолжите хоть сто рублей, люди…
Были бы деньги — он бы одолжил. Но не менять же доллары? Он уходил с неотчетливой мыслью: “Я, может быть, уношу в своем кошельке твое спасение, друг. Прости. Хотя скорее всего — просто халявную выпивку”.
Москва богата сумасшедшими. Сергей знал одну, из соседнего подъезда. Она ходит только в розовых пачках и с веером — в детстве мечтала учиться на балерину, к старости выжила из ума. И все мечты исполнились. Просто переустроила мир. Никаких “тянем носочек, еще, еще…”. Все довольны. Вот тебе и человек в полной реализации.
В вагоне от “Белорусской” до “Сокола” раздавалось громкое и злое шипение. Хорошо одетая молодая женщина зажимала себе рот и нос и туда, в ладонь, словно в зев сотового телефона, шипела, щелкала, свистела и трещала. Темные волосы. Красивые брови.
Сергей покрутил головой. Он сходит с ума — или она? В вагоне улыбались и понимающе переглядывались. А она ругалась и плевалась в ладонь так яростно, словно незримый собеседник был здесь же. В какой-то момент Сергею даже показалось, что так и надо, такой была реакция присутствующих здесь. Он уже подобрался было поближе к женщине, попробовать разобрать ее шипение, понять смысл шума и щебета, — но тут настала ее станция, и она вышла.
Он видел, как она цокала по плитам станции и продолжала свой горестный, никому не внятный монолог.
Ей предстояло снова спуститься в метро. Она минуты три стояла у входа, сердце бешено колотилось. Вот это и покажет, как бишь его... суточное мониторирование электро. Кардио. Граммы.
Так, со скачущим сердцем, и вошла. Все, кто ехал, оборачивались. Бледная, темноволосая, со сдвинутыми бровями, и в глазах тоже что-то определенно сдвинутое. Тени сгущались. “Ай, — прошептала Ирина, — ай, ай, ай!”
— Аллах акбар, — отозвался вагон.
Это было в шелесте газеты, на обложке книжки, на рекламном постере, в волосах, глазах, ушах людей. Неопрятная старуха стала подбираться слева.
— Посмотрите-ка на нее…
— В шарфы вырядилась…
Ирина испугалась: Владимир говорил ей, что страх обладает дикой энергией, что никогда ничего плохого не происходит просто так, а если бояться, талантливо бояться, тогда конечно, тогда обязательно... Она сложила ладони, спрятала в них нос и зашептала туда, укромно, мантру. Какой-то парень справа смотрел на нее пристально.
А что, если в больнице в холтер вложили бомбу? Если и впрямь она стала шахидкой? Она видела, как в вагоне отсаживаются от нее подальше, на другие места, на дальние сиденья, уходят, уползают, убегают, многие выходят из двери, кто-то направляется к ней, сейчас они ее схватят, но почему-то последний заслон не преодолен — люди видят, что она одна, и вокруг вовсе не люди, они подбираются к ней.
Читать дальше
