Он вернул книгу и выпрыгнул из лодки, вновь залив кроссовки водой. Никуда это не годится, надо будет просушить их, что ли.
Принял у Инны чемодан с подмокшим, потемневшим боком, потом помог ей перебраться через лодку, которая сейчас почти легла на бок, грозя зачерпнуть низким бортом воду. Потом лодка так же резко выправилась, перевозчик ударил веслами и в одно движение вынес лодку на середину реки, причем почему-то кормой вперед, и получилось это у него лихо и ловко, так ловко, что перевозчик вдруг вновь торжествующе крикнул петухом.
Как же мы будем возвращаться? — вдруг подумал он, ведь он должен бы нас тут ждать. Но мысль вышла какая-то неубедительная, вероятно, потому, что возвращение стояло далеко не первым среди насущных вопросов, а может, потому, что он разучился тревожиться по таким пустякам.
— Ну вот, — сказал он зачем-то, пытаясь оглядеться по сторонам.
Непонятно было даже, взошло солнце или нет, поскольку над рекой висела низкая, плотная дымка. Но и в этом свете отчетливо виделся пустой берег реки, ивняк, подползающий к самой воде, серые, до серебра вымытые куски плавника на сыром песке, а также торчащие из песка белые пустые ракушки, маленькие, с ноготь ребенка.
Он прошел прочь от воды, туда, где песок был суше; внутри оставленных им следов тут же начала скапливаться вода.
Инна шла рядом, волоча за собой чемодан, облепленный песком.
Этот берег был низкий, подтопленный, сплошь заросший ивняком, в кустах возились, треща крыльями, какие-то мелкие птицы, над водой сновали, почти зачерпывая воду клювами, ласточки. Иногда они все-таки касались воды, и тогда по воде протягивался длинный треугольный след.
— Куда дальше, вы знаете? — спросил он.
Инна уронила чемодан на землю и теперь стояла сердитая, раздувая ноздри и уперев руки в обтянутые люрексом бока.
— Нет, — сказала она. — Не знаю. Все не так. Тут должно было…
— Что?
— Не важно.
— Господь с вами, как это — не важно?
— Нас должны были встречать, — сказала она. — Но не встретили.
Он сказал:
— Наверное, они опоздали.
Он прошел еще немного, потом выбрал удобный корень, торчащий из обрыва, и сел на него.
— Я думаю, надо подождать, — сказал он. — Послушайте, у вас правда есть еда?
— Правда, — сказала она устало. — И вода тоже. Только нам нельзя сейчас есть. Надо идти. Раз никто не встретил, надо идти.
— Хотя бы попить дайте.
Она, опустившись на колени в песок, раскрыла чемодан, порылась в нем и протянула бутылку минералки.
— Пейте, и знаете что? Оставайтесь тут. Я оставлю вам еду. Переложу в пакет и оставлю. Половину. По-честному. Только оставайтесь.
— Опять я вам мешаю, — сказал он равнодушно. — Почему на этот раз?
— Это все из-за вас, — сказала она.
— Нечего меня обвинять. Без меня вы бы упустили лодку.
— Да. — Она повернула к нему лихорадочное, осунувшееся лицо. — Верно. Это я… не совсем, не так, ладно, не важно. Все равно. Из-за вас нас никто не встретил. Я знаю, это потому, что вы передумали. Не так сильно хотите.
— Господь с вами. Как же это я не хочу?
— Это вы там думаете что хотите, а на самом деле не хотите, — сказала
она упрямо.
— Это… несправедливо, — сказал он.
Он закрыл глаза и попытался восстановить свою тоску и боль, и страшные, длинные одинокие вечера, особенно по выходным, и острое ощущение облегчения, почти радости, когда узнал, что можно вернуть. Вспоминалось что-то смутное, невнятное, словно кусок из него, вместе с тоской и болью, вообще с умением тосковать и желать, вырезали, не совсем, впрочем, аккуратно, остались какие-то следы и тоскливое недоумение. Тогда, чтобы проверить себя, он попытался сделать то, чего не делал никогда, потому что знал, что не выдержит. Дойдя до предела, восстановить в памяти Риткино лицо в гробу. Внутри было все так же пусто и неподвижно — ее лицо в гробу, ну и что?
— Все равно вы не правы, — сказал он. — А потом, вы-то? Вы сами?
— У меня совсем другое дело, — сказала она. — Вы не понимаете.
— Это вы не понимаете. За рекой все равны, — возразил он.
— Дурак, — сказала она свирепо. — Пройти за реку — это тьфу. Это легко. Тяжело вернуться.
Он отдал ей воду, она глотнула, обливая себе шею и грудь.
— Ладно, — сказал он. — Прячьте вашу воду и давайте мне ваш дурацкий чемодан. Что у вас там такое, в самом деле?
Читать дальше