Думаю, для нее лучше оставаться в неведении о мужских странствиях и приключениях.
19
Хотя однажды, разнежившись, я рассказал Цирцее, зачем хожу в царство теней:
1 — чтобы однажды, когда придет время, не побояться подняться на этаж выше в светлую квартиру С.;
2 — чтобы узнать у тени Тиресия, когда настанет этот благоприятный день;
3 — чтобы понять, какие трудности меня могут ждать, когда я поднимусь все-таки к С., и как с этими трудностями справляться.
Сам не знаю, зачем я ей это все рассказал. Накирялся, наверное. Такая вот лирика-кирика, на которую Цирцея со знанием дел любовных заявила, что мои мечты наивны и самонадеянны и поэтому мне не избежать крушения.
Но я выбираюсь сегодня из пещеры передряг живым и целехоньким и с облегчением вдыхаю свежий воздух. Я сажусь на холодную скамью на остановке и начинаю слушать, как пронизывающий свирепый северный Борей пробирает меня насквозь. Асфальт шатается под ногами, словно блуждающий остров Эола. А возможно, я так сильно напился.
Помните — если вас уже ничего не волнует, если вы в полной апатии и отключке, сидите и слушайте, пока ритм дороги не накатит на вас. Сидите и слушайте, как сидел и слушал я, ожидая мой гидроэлектротранспорт. В честь собственного юбилея в то раннее утро я решил сделать себе подарок и прокатиться на гидроэлектротранспорте. Мне казалось, что он обязательно должен приехать — мой гидроэлектротранспорт.
Люди говорят, что это троллейбус. Нет, никакой это не троллейбус, а самый настоящий гидроэлектротранспорт. Я чувствую: гидроэлектротранспорт — корабль с рогатой головой, может, змеиной, а может, драконьей с мачтами-бивнями, он движется шипя и раскачиваясь.
Вот он подплывает, сжимаясь гармошкой. Я подхожу к его изголовью и кладу в зубы турникета медный пятак. Я плачу, словно собираюсь вместе с гидроэлектротранспортом перебраться через Стикс. Но на самом деле проезжаю за пятак “Пятак”, где я по выходным кручу на шарманке ручку, пытаясь вытянуть счастливый билетик, или жарю на аккордеоне. Троллейбус трогается, растягивая гармошку. Послушайте же мою историю.
20
Вот она! — диктор безучастным голосом прорицателя объявляет об очередной остановке, как остановке сердца.
Я еду по темному городу. Прижавшись щекой к холодному стеклу, я вспоминаю, как мы с С. в полумраке ее комнаты, при зажженных свечах играли на фортепиано в четыре руки песенки Стива Вандера “Ай джаст кол ту сэй…”.
А потом пили чай с вареньем из винных ягод. Тогда-то, вновь поймав, как в кинотеатре, ее руку, липкую от пота и инжира, я признался ей в любви.
Честно говоря, мне было не до жира ответного чувства. Я просто не мог больше выносить в одиночку переполняющую меня любовь. А с ней было так трепетно и душевно. С ней, мне казалось, я должен поделиться и радостью, и болью.
Но тут С. дала мне жесткий отпор. Она сказала, что у меня нет никаких шансов на взаимность, что я никто в ее глазах. Что она встречалась со мной из чувства долга и немного — из любопытства. И еще — что их обязали помогать инвалидам в “обществе взаимопомощи”. Что у нас ничего не может получиться, потому что я слепой, а значит, никчемный. Что я сам иждивенец и обуза, а значит, с моей стороны безответственно даже думать о создании семьи. А она может, она выйдет когда-нибудь замуж, но только по расчету и ради своих родителей и детей.
И в конце концов С. призналась, что любит другого. Того, кто давно погиб. Но она будет верна ему вечно, потому что только он знает к ней подход. И как это несправедливо, что он, молодой, красивый и здоровый, погиб, а я, инвалид, все еще жив.
Я до сих пор слышу ее яростный шепот, ее отповедь. Я помню, своими последними словами она словно принесла меня в жертву Аиду и своему погибшему возлюбленному, обратив лицо во мрак. По традиции жертвы подземным богам и мертвым приносили нагнув голову жертвенного животного к земле. Я стоял опустив голову, пока ледяной ком подкатывал к моему горлу.
21
И хотя моя остановка в пяти минутах от родного порога, мне надо проехать на моем гидроэлектротранспорте двадцать минут, сделав очередной большой круг. Это самые счастливые минуты, потому что они приближают дом. И я еду, прислонившись щекой к холодному стеклу, и слушаю, как шумом утра прорастает во мне жизнь.
Читать дальше
