густо посыпали солью
ржаной каравай земной
и на тарелках летающих
оставили для алкающих?
…Скучно в слободке зимой.
На заводской окраине
весь разговор о Каине,
зарезавшем брата в пивной,
икающем день восьмой.
* *
*
Все, что старательно нас отвлекает
от…
Все, что мелькает, галдит, упрекает
тем, как напрасно внимания ждет.
Все, что мельканьем мешает вглядеться
в дальнюю даль и высокую высь
и золотые картинки из детства
застит собою — на-кась дивись!
Все, что обыденной жизнью зовется, —
вдруг отступает, проститься забыв.
А остается… А что остается?
Что оставляет на гальке отлив?
Вот ерунду эту и подбираю:
память о чувствах, давнюю боль, —
все, что собой называю, стирая
проникновенную соль.
* *
*
Легкий лес — чтобы дышать,
воздух — чтобы пить и плавать,
и вода — чтоб просверкать,
и звезда — чтобы оплакать
всю земную благодать.
Все с избытком дали мне,
а на сколько — не сказали.
На земле да при луне
я стою, как на вокзале
под часами. Только не
говорите, что отстали.
Считалка напоследок
Слишком мало рук и ног…
А. Аронов.
На земле прожив полвека,
много добился:
рост не ниже человека,
вымылся, побрился.
И причесывать покуда
кое-что осталось…
Разве это вам не чудо:
молодость — и старость.
Что же дальше? Неужели
ничего не будет?
А зачем тогда от Гжели
росписи на блюде?
Там и синий — цвет печали,
и победно-белый.
В синеве меня качали,
словно в колыбели…
Почему все время вечер
в самом раннем детстве?
Почему все время свечи
в самом главном действе?
Лавриненко Анна Сергеевна родилась и живет в г. Ярославле. Окончила юридический факультет Демидовского университета (г. Ярославль). Номинант премии “Дебют” за 2006 год. В “Новом мире” печатается впервые.
I hope you have time of your life.
Billy Joe, “Green Day”1.
Часть I
ЗИМА
1
Все началось первого января, когда я лежала на диване и смотрела газету.
Я искала туристические объявления о базах отдыха, где можно было бы покататься на сноуборде. Сноуборды мне нравятся — они для сильных, уверенных, энергичных людей, для тех, кто не хочет валяться на диване, для тех, кто слушает рок и альтернативу. Сноуборды не для неудачников. То есть не для меня. Я знала, что никуда не поеду и не буду кататься на сноуборде, но все равно разглядывала объявления.
Телевизор был выключен, в компьютере надрывался Илья Черт, который орал про то, что он “просто играет Рок”, я подпевала ему, мотая головой; очень завидуя: мне тоже хотелось встать, выпрямиться во весь рост и гордо прокричать: “Я просто играю Рок”. Но я не играю рок, к сожалению. Я вообще ничего не играю.
В дверь позвонили. Я встала с дивана и нехотя поплелась в коридор, по дороге пытаясь пригладить топорщащиеся пряди волос, но они все равно меня не слушались. На пороге стоял Генка — мой сосед и к тому же лучший друг.
В тот день, когда мы с ним познакомились, я слушала “Oasis” на полную громкость. Протрещал звонок: не посмотрев в глазок и даже не спросив — кто, я распахнула дверь. Передо мной стоял странный парень. Я, конечно, точно не поняла, но, по-моему, он был обкурен. На нем было надето сразу несколько футболок и рваные поношенные джинсы.
— Это… — сказал он.
Я молча взирала на него.
— Я твой сосед, вот тут живу. — И он махнул рукой в сторону двери напротив.
— Приятно познакомиться, — сказала я в ответ, все еще не очень понимая, что ему от меня нужно.
— Это… — снова сказал он, — ты что слушаешь? “Oasis”?
— Ну да, — подтвердила я.
— А не дашь погонять этот диск? А то у меня такого нет…
Я пожала плечами:
— А что есть послушать у тебя?
Так и началась наша дружба с Генкой: мы обменивались дисками с музыкой, болтали, сидя у него на балконе, иногда вместе пили пиво. Генка учился в каком-то институте — я толком не знала в каком, — он тоже толком об этом ничего знал; а по ночам работал барменом или кем-то в этом роде.
Читать дальше
