“Страх перед компьютерами, Интернетом, движение против ИНН, недовольство объединением с РПЦЗ — все это проявление одной и той же ошибки мысли. Не делается различий между трубами и тем, что по этим трубам к нам течет. Тут же возникает горячее желание решить все просто, раз и навсегда: ликвидировать этот злосчастный водопровод, все эти глобалистские сети или, по крайней мере, запретить ими пользоваться. Такова позиция маргиналов.
В результате получается, что по этим церковным маргиналам — которые умеют быть громкими! — светское общество судит о Церкви вообще. Отсюда, в свою очередь, рождаются новые мифы — об угрозе клерикализма, будто Церковь призывает верующих отказываться от всех благ цивилизации, будто она хочет вернуть всех в прошлое — в
XIX век, или в XVI, или в IV — тут уж в зависимости от фантазии. Конечно, все это попросту смешно. На вызов глобализации, конечно же, отвечать надо. Но не так. <���…> Единственный вариант, который я вижу, — это возрождать нашу культуру. Здесь и сейчас, в нынешних наших крайне тяжелых обстоятельствах. Вопрос в том, хватит ли нам времени и сил сделать то, что в культуре называется Возрождением. Не модернизация культуры нам нужна, а именно Возрождение. Модернизироваться должны экономическая сфера, техническая, но только не культура. Модернизация для культуры — это
гибель. К сожалению, нам придется одновременно и модернизировать экономику, и возрождать культуру. А это очень тяжело, потому что мы все время сбиваемся на то,
чтобы модернизировать человека. Сначала мы пытались сделать советского человека, теперь — некоего абстрактного европейца, который, кстати, сам по себе — фикция.
А ведь нам есть что противопоставить „цивилизационному стандарту”. Это русский мир — явление, совершенно уникальное в мировой культуре. На просторах России существовали десятки народностей, и никто не приводил их к „общему знаменателю”, к единому стандарту, напротив, право быть непохожим на своих соседей и братьев было у каждого. А потому в пространстве русского мира ни один язык не был потерян и ни одна культура. Разумеется, русский мир не идеален, но на земле вообще ничего не существует идеального. Были, конечно, и в прошлом ситуации, когда наши предки в какой-то момент изменяли своему великому призванию и своему дару — оформления и освоения пространства земли. Но это всегда именно срыв и измена. Это ошибки, это наши грехи, мы их не собираемся скрывать и замалчивать. Но возрождать мы будем наши основополагающие мироустроительные начала: красоту, сострадание и правду”.
Анна Рудницкая. Причинить добро. Откуда взялся бум российской благотворительности. — “Русский репортер”, 2008, № 19 (049)
russian_reporter>.
Пожалуй, исчерпывающий текст о проблемах сегодняшней плохо изученной и малопонятной индустрии с бюджетом в миллиарды долларов. Много статистики, конкретных примеров “из жизни”, два досье (частные благотворительные фонды и их программы плюс интернет-сайты, посвященные теме) и жесткое редакционное послесловие.
“У нас сейчас главная проблема не в том, чтобы найти деньги на хорошее дело, а в том, что всеобщее взаимное недоверие мешает ими воспользоваться. Частично в этом виновато не завершившееся еще становление организационных форм российской благотворительности, но в еще большей мере — избыточная опека чиновниками большинства сфер нашей жизни. Но большинство сфер ответственности государства на самом деле „ничьи”. А успешная благотворительность — прямая угроза неэффективным функционерам. Отсюда, например, проблемы, возникшие с местными чиновниками у Общества помощи Тарусской больнице. Серьезный бизнес зачастую не прочь вложить деньги в крупнейшие университеты или отдельные их факультеты, но при условии, что они пойдут на дело, а не будут разворованы. Но зачем ректорам и деканам эти деньги,
если, взяв их, придется отчитываться перед попечителями, которые потребуют прозрачности финансовых операций, сделок с недвижимостью, а то и вступительных конкурсов”.
Ирина Сурат. Поэт и город. Петербургский сюжет Мандельштама. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2008, № 5.
На самом деле, конечно же, и “московский”, являющийся драматургической частью “петербургского”. Вот оно, поэтичное, напряженное филологическое расследование, — превращающееся то в путеводитель, то в художественную новеллу. С блестящей кодой-искрой: “Завещанием все и заканчивается. В ранних стихах Мандельштам развеял символистский туман над Петербургом, пробился сквозь этот туман к пушкинскому солнечному городу, увидел его сияющее лицо. В конце пути он вернулся к городу гибели и желтых туманов, и сам город постепенно растаял как призрак в его воронежских снах”.
Читать дальше
