— Позавчера я собрала остатки малины с одичавшего куста, растущего в дальнем углу участка, — говорит мать, — товарищи писцы с удовольствием покушали ее на десерт, и мальчишке тоже досталось.
— А благоуханное варенье? Оттуда же?
— Нет, товарищ младший лейтенант госбезопасности, на варенье бы не хватило. К тому же оно клубничное, вы заметили? Это из старых запасов, хранившихся на даче.
— А вообще со снабжением у вас как, товарищ комендант, позвольте осведомиться?
— Для товарищей писцов на все время пребывания в Доме творчества особым распоряжением предусмотрен кремлевский паек высшей категории.
— Ого! — восхищается киномеханик. — А обслуживающий персонал и дирекция?
— Вы про нас с очаровательной Машей? Хватает, не жалуемся. О высшей категории речи не идет, конечно, но кое-что доставляют. К тому же у творческих работников не самый зверский аппетит. Многое остается нетронутым.
— Вы заметили птицу на участке, Сергей Маркович?
— Упитанный, превосходный гусь.
— Третий день упрашиваю наших гостей — не зарезать ли. Глядишь, привезут второго — что прикажете с ними делать? Птицеферму открывать?
Гуси — уменьшившиеся со временем потомки травоядных нелетающих диплодоков, также обладателей длинной шеи и маленькой, почти безмозглой головы. Правда, благодаря естественному отбору нынешние диплодоки не только обросли водонепроницаемыми перьями и обзавелись примитивными крыльями, но и поумнели по сравнению с предками. Едва осознав опасность, пусть даже исходящую от детеныша человека, они убегают стремительнее эфиопского гепарда, а если застать гуся врасплох, он с удручающим шипением щиплется, оставляя на тянущейся к нему руке лилово-черный синяк размером с серебряный полтинник.
— А холодильник?
Деревянный шкаф с четырьмя дверцами, обитыми изнутри тусклым металлом, занимает добрую четверть кухни. В верхнее отделение Дементий каждое утро помещает извлеченный из подпола брусок мутного льда с прилипшими опилками; тая, он превращается в воду, собирающуюся в нижней части холодильника в эмалированном лотке. А в трех остальных отделениях царит мартовская прохлада, не дающая портиться ни семге, ни зловонному сыру рокфор, ни сарделькам, ни кускам сырого мяса, обернутым в пергаментную бумагу.
— Забит под завязку. — Мать огорченно взмахивает рукой. — Одного тощего барашка третий день доесть не могут. Завтра приготовлю суп-харчо. Большая часть мяса уже срезана на шашлык, но на костях осталось достаточное количество.
— Откуда тебе известен рецепт супа-харчо, Мария?
— Во флигеле осталась книга о вкусной и здоровой пище, с предисловием народного комиссара Микояна. И еще одну поваренную книгу, про кавказскую кухню, доставили в самый первый день. Ты что, забыл, товарищ комендант?
— Наши писцы хорошо понимают, чьи они гости, — отмечает Дементий, и мужественное лицо его твердеет. — Выпьем, возлюбленные мои товарищи, за его бесценное здоровье. Хвала тебе, великий, родивший богов, создавший один себя самого, сотворивший Обе Земли, создавший себя силой плоти своей!
Киномеханик встает вслед за Дементием и разливает из графина багровую огненную воду, настоянную на клюкве, по трем маленьким стаканчикам, так называемым стопкам.
— Создал он тело свое сам: нет отца, зачавшего образ его, нет матери, родившей его, нет места, из которого он вышел на подвиги. Лежала земля во мраке, но грянул свет после того, как он возник!
Мать Мария, не отказываясь, также подносит свой стаканчик к губам, покрытым нежно-алой помадой.
— Озарил ты родину лучами своими, когда лик твой засиял, — подхватывает она, и глаза ее, кажется, сами начинают светиться. — Прозрели люди, когда сверкнуло правое око твое впервые, левое же око твое навеки прогнало тьму ночную!
Встает и мальчик, подняв свой стакан с недопитым чаем, чтобы чокнуться со взрослыми.
Упомянутый барашек тоже изначально являлся живым, со свалявшейся грязно-бурой шерстью и недоуменными стрекозьими глазами. Дементий сильно сердился на сержанта, под расписку доставившего очередной паек, возглашая, что спецфилиал Дома творчества — не хладобойня, сам же он — комендант, а не мясник. Обошлось: Мария с сыном, развязав барашку худые ноги с неизношенными раздвоенными копытцами, отвели его на небольшой пристанционный рынок, где обнаружился торговец коровьим мясом — с лопатообразной спутанной бородой, в серой рубахе, подпоясанной изношенным кожаным ремнем, в перепачканном белом переднике. За работу (быстро и бесшумно осуществленную в глухом сарайчике на краю рынка) он попросил только голову и шкуру животного. Возвращались молча; из холщового мешка, оказавшегося довольно тяжелым, сочились, падая на дорогу, капли крови, привлекавшие многочисленных бронзово-зеленых мух; кроме того, за путниками увязалось три, может быть, даже четыре бродячих пса, продолжительно и тревожно лаявших впоследствии у запертой калитки.
Читать дальше
