Баба Вика остолбенело вытаращивается на Жанку:
— Что расширим???
— Бизнес.
— Как это? Ты тут умными словами меня с пути не сбивай. Поясни, а то я не понимаю, в чём смысл.
— Давайте продавать не только пирожки с картошкой. Вот что я хотела сказать.
Баба Вика всплёскивает ладонями и нервно ходит по комнате. Жанка прижимается к стене.
— Вы не нервничайте, Виктория Викторовна, — шепчет Жанка. — Нет так нет. Я только спросила.
— В чём дело, Жанна? — Баба Вика воинственно упирает руки в боки и движется в сторону Жанки. — Тебе не нравятся мои пирожки?!
— Как вы такое про меня подумали?! Я совсем не это имела в виду...
— Кому-то из покупателей не понравились мои пирожки?! — Баба Вика переходит на крик.
— Ваши пирожки очень вкусные, Виктория Викторовна! Вы же знаете! — У Жанки перед глазами прокручивается одна и та же сцена: он на платформе, выбрасывает наполовину съеденный пирожок в урну и идёт дальше. — Ваши пирожки самые вкусные... в своём роде...
— В своём роде?! Жанна!
Жанка набирается мужества и выпаливает:
— Я не имею ничего против пирожков с картошкой! Просто бизнес есть бизнес. Его иногда нужно расширять... иначе можно... обанкротиться! Давайте продавать ещё какие-нибудь пирожки! Как говорят — расширим ассортимент. С мясом, например. А? Пирожки с мясом. С капустой. С луком и яйцом. Какие-нибудь сладкие можно придумать.
У бабы Вики отлегло от сердца. Она бежит на кухню, откуда доносится резкий — обжигающий — запах пережаренного масла.
— Из-за тебя, — кричит баба Вика из кухни, — пирожки пережарились! Но это твои проблемы. Будешь продавать какие есть.
Жанка обувается. Баба Вика выходит из кухни со свежим пирожком в руках.
— Ты куда убегаешь, Жанка?
— Я не убегаю. Дома много работы. Приду завтра, как всегда, в семь.
— Видишь этот пирожок? — Баба Вика трясёт пирожком перед Жанкиным лицом.
Жанка молчит.
— Жанка, ты видишь этот пирожок?
— Ну вижу...
— Это, Жанка, единственный и неповторимый пирожок с картошкой! Посмотри на него! Посмотри, какой он чудесный! И пусть мне говорят, что есть другие пирожки, с мясом, с капустой, хоть с парчовыми нитками! Хоть с дерьмом! Меня это не интересует, Жанка. Меня не проведёшь. Пусть говорят что хотят, но если голодный, то покупаешь пирожок с картошкой, и точка! С мясом не рискнёшь, с капустой не наешься, на сладкий и не посмотришь, потому что можешь за те же деньги купить “сникерс”! Разве я не права? Жанка?!
— Не знаю...
— А я знаю! Права! Пирожок с картошкой переживёт и меня и тебя! Ты, Жанка, расширяй бизнес с мужиками, а мои пирожки оставь в покое.
— До завтра, Виктория Викторовна, — говорит Жанка уже в коридоре, но та её не слышит. Продолжает говорить сама с собой:
— Ты глянь на неё! Пирожков с мясом захотела! С мясом! А где я ей столько мяса наберу? Времена-то какие пошли. Сейчас всё мяса хочет.
Ночь.
Жанка верит в Бога. Она стоит в одной ночной сорочке напротив окна и молится. В комнате темно. Постель расстелена и уже ждёт Жанку, готова принять её в тёплые уютные объятия. Но Жанка не спешит. Она молится.
В комнате нет ни одной иконы или образа. Жанка привыкла молиться, глядя в окно, так, словно окно — это икона. Словно в окне — лицо Бога.
— Я верю в тебя, — шепчет Жанка себе под нос, — я очень верю в тебя. Но скажи, почему ТЫ не веришь в меня?
Окно молчит.
В окне ничего не видно. Абсолютно ничего. Ночи в Мироновке одинаковые во все поры года, даже в мае. Такие же тёмные и одинокие.
У Жанки по щекам текут слёзы. Она сжимает изо всех сил ладони, сложенные для молитвы, аж судорогой сводит запястье.
— Я столько лет в тебя верю, — шепчет Жанка, — а ты так никогда мне и не помог. И не нужно тут разводить демагогию, что вера должна быть бескорыстна. Я прошу — помоги мне хоть раз! Никогда ничего у тебя не просила, а теперь прошу. ДАЙ МНЕ ЕГО!!!
Жанка встаёт перед окном на колени.
— Дай мне его, прошу тебя!
Окно молчит. Жанка вытирает слёзы и ложится на кровать, но сон не приходит.
Лицо Бога — доброго и бородатого — зависает над Жанкой в воздухе. Жанке становится легче.
Читать дальше
