По обычаю многих современных (особенно европейских) ученых, авторы приложили к книге цифровой видеодиск (DVD), который дает более полное представление о масштабах проделанной российско-германским исследовательским коллективом работы. Однако об уникальном компьютерном приложении речь впереди, сейчас же самое время обратиться непосредственно к книге.
Материал в ней выстроен в хронологическом порядке, причем первый раздел целиком посвящен предыстории плакатного жанра в эпоху до большевистского переворота. Среди источников плаката называются лубочная картинка, афиша, рекламные объявления, содержащие графические изображения. Как показывают авторы, плакат изначально существовал в триедином силовом поле: “коммерция — политика — искусство”. Все эти аспекты бытования плаката в досоветскую эпоху изображены обстоятельно и в логической взаимосвязи друг с другом. Особую ценность представляет анализ плакатных изображений начала двадцатого столетия в связи с развитием модернистских стилевых тенденций в искусстве рубежа веков.
Вторая часть книги (“Советская плакатная культура: от риторики новизны до утраты утопии”) является центральной и композиционно, и концептуально. Именно в советское время (особенно в период сталинского правления) изготовление плакатной продукции стало поистине общегосударственным делом, целой индустрией, воспроизводившей в своей структуре идеологические установки государства диктатуры пролетариата. Четыре главы, составившие данный раздел, посвящены разным аспектам истории и теории плаката. Среди них идеологический контекст, сопряженные с плакатом социально-политические институции (“Агитпроп” и под.), специфика производства и тиражирования плакатов, наконец — особенности восприятия плакатных образов современниками. Авторы рассуждают о функциях плакатов сталинской эпохи в агитационной и пропагандистской деятельности. Пропаганда — своего рода реклама неких представлений, идеологических установок, агитация — призыв к действию, к совершению конкретных поступков. По словам Плеханова, “пропагандист дает много идей одному лицу или нескольким лицам, а агитатор дает только одну или только несколько идей, зато он дает их целой массе лиц” (Соч., т. 3. М. — Л., 1928, стр. 400). Как показано в книге, эти различия тончайшим образом сказываются на социальном функционировании визуальных плакатных образов, что подтверждается многочисленными анализами конкретных плакатов.
Особое место в книге занимает проблема конструирования “образа врага” в плакатной пропаганде сталинской эпохи. Здесь важны многочисленные параллели с деятельностью пропагандистской машины в нацистской Германии. Сходство идеологии, политики, стилистической специфики искусства двух крупнейших в прошлом веке тоталитарных режимов отмечалось неоднократно. Тем более важными выглядят выводы Вашика и Бабуриной о существенных различиях между плакатами нацистской Германии и сталинского СССР именно в области “визуализации зла”. В СССР враг последовательно конструировался в облике “мирового капитализма”, затем — живущего внутри страны классового и идейного чужака (болтуна, саботажника, шпиона), в военное время — в образе гитлеровского оккупанта. Доминируют анималистические образы (змея, паук, крыса), а также — карикатурная и сатирическая стилистика. В гитлеровской Германии все иначе. Преобладает демонизация врага, изображение его в виде фантастического монстра, часто наделенного большевистской атрибутикой (буденовка и проч.) и семитской внешностью. Советской идеологии враг мешает целенаправленно двигаться вперед, расставаться с отжившими формами жизни, создавать новые нормы классовой этики (паук-капиталист, сосущий кровь строителей светлого будущего). С точки зрения нацистской пропаганды, враг, наоборот, стремится разрушить традиционные устои высокой культуры, помешать их сохранению и консервации (чудовище, похищающее невинную девушку и тем самым разрушающее семью). И еще одно фундаментальное различие: фашистская пропаганда подчеркивает и предельно обобщенно изображает национальные и культурные особенности врага, объявляет его тотально неполноценным и несостоятельным. Пропаганда же советская даже в самых жестких образцах своей визуальной продукции отделяет национальное от классового, этнические особенности от культурных. Идеология нацизма проповедует, что советский народ не только порабощен заправилами всемирного иудейского заговора, но сам несет цивилизации смертельную угрозу. Народ же Германии, с позиции коммунистической пропаганды, — прежде всего жертва фашизма, то есть сохраняет все культурные потенции, свойственные развитым этносам Европы.
Читать дальше
