Такое очень специфическое творческое пространство оказалось возможным только в Сети. Пространство, обустроенное абсолютно демократично — любой желающий может открыть такую страницу, любой под своим именем или под псевдонимом, дополненным графическим символом (что гораздо чаще встречается), может стать действующим и постоянно обсуждающимся писателем. Количество таких желающих способно устрашить — на “ЖЖ” их число уже перевалило за два с половиной миллиона (18 апреля их было 2 655 723).
Короче, то, что делается на форумах, в гестбуках и, конечно, в “ЖЖ”, — это движение в сторону литературы. Движение, уже дающее свои плоды. Я, например, открыв страницу, скажем, того же Романа Лейбова, часто ловлю себя на досаде испорченного литературой (в смысле — лишенного литературного бескорыстия) человека: как жаль, что текст этот предназначен только для трех-четырех десятков сегодняшних читателей, а завтра-послезавтра в него никто уже не полезет. Этот бы текст — да в книгу.
Иными словами, пришло время снимать сливки с этого процесса, что и почувствовал Кузьмин как человек сетевой.
От редакции журнала “В моей жизни”: “Рамочные условия этого издания предельно просты. Ежемесячно широкому кругу литераторов-профессионалов предлагается новая тема одного и того же образца: „Нечто в моей жизни” <...> Из присланных разными авторами эссе формируется очередной выпуск журнала.
Разумеется, проект „В моей жизни” возникает на фоне общего неиссякающего интереса к non-fiction, с одной стороны, и к способам непосредственного предъявления литератором своего частного опыта — с другой. Но мы в данном случае не стремимся теоретизировать: мы хотим просто показать”.
Жизнеспособность подобных проектов всегда определяется составом тех, кто готов в них участвовать. Первый и очевидный признак успеха кузьминского проекта — его авторский состав: Александр Иличевский, Сергей Соколовский, Анатолий Барзах, Владимир Березин, Мария Галина, Марианна Гейде, Линор Горалик, Зиновий Зиник, Станислав Львовский, Маргарита Меклина, Д. А. Пригов, Макс Фрай, Ирина Шостаковская и другие.
Среди постоянных авторов журнала — в основном люди сетевые, или, точнее, люди “сетевой стилистики”.
Что это такое?
К первой и основной черте интернетовских эссеистов я бы отнес качество очень даже простое и очевидное, но, увы, встречающееся редко — раскованность, естественность. Ту естественность и ту раскованность, которые лежат в основе литературы как формы общения и вырабатываются при писании не для “широкого читателя”, а — для конкретных людей из твоего поколения, твоей “тусовки”. И вот этот навык свободного говорения, нестесненности литературными канонами непроизвольно переходит в дыхание уже собственно прозы со своей интонацией, стилистикой и проч.
Эта “свобода говорения” обладает сама по себе энергетикой, завораживающей силой. Тут и следа нет от того натужного действа, каким было вхождение в литературу во времена моей молодости — в литературу в ее советском варианте, допускавшем ограниченное количество стилистик и соответственно образов автора, в которые (стилистики и образы) сознательно или подсознательно пишущий вынужден был втискивать себя. Здесь есть воздух. Здесь есть свобода внутренняя. То есть сам воздух литературы, возвращение к ее первоначальной интенции, требующей от пишущего только одного (но какого!) усилия — быть точным в выражении своей мысли и своего чувства.
И вторая, связанная с этим, но в известной степени противостоящая интенция литературы — самовыражение. Я написал слово “противостоящая”, подчиняясь в данном случае сложившейся традиции: сказать о литераторе, что он самовыражается, значило упрекнуть. Упрекнуть в том, что пишущий ничего и никого, кроме себя любимого, не видит и не слышит, что мир вокруг оставляет его равнодушным, ну и так далее. Да, можно слово “самовыражение” употреблять и так. А можно и в совершенно ином значении — как попытку дотянуться до себя в уже эстетическом пространстве. И в этом ничего дурного не вижу. (Более того, даже если и не в эстетическом пространстве, даже если просто — в житейском. Всегда относился с сочувствием к пронзительности вот этой фразы: “Да если этак и государю придется, то скажите и государю, что вот, мол, ваше императорское величество, в таком-то городе живет Петр Иванович Бобчинский” — человеку необходимо ощущать, что он есть. Разумеется, выбор того высшего, перед чем надо быть, у Петра Ивановича комичен. Но только выбор — не интенция.)
Читать дальше
