А между тем ничего конкретного в осуждение военных поселений привести историкам, как правило, не удается. Крестьянский труд в России был тяжел, барщины — изнурительны. В сравнении с ними воинские занятия поселян (понятно, свободных от барщины) и общественные работы, главным образом на себя самих, — строительство новых частных домов, общественных построек (школ, больниц, церквей, инвалидных домов), дорог и плотин — не были слишком обременительны. С. Г. Пушкарев, назвав военные поселения «одним из наиболее темных пятен на фоне „аракчеевщины”», не смог сказать о них ничего дурного, кроме того, что в воинских тесных мундирах было неудобно трудиться на сельских работах и что «военная муштровка» под командой офицеров была, «конечно, в ущерб сельским работам». Это не только мелочно, но и по сути неверно. Рабочая, повседневная воинская одежда вовсе не была тесной. Да и по сравнению с тем рваньем, в которое были одеты крепостные крестьяне, и тем, во что они были обуты, а чаще — вовсе разуты, добротные и теплые русские мундиры, кожаные сапоги являлись очень хорошей одеждой, о которой большинство крепостных не могло и мечтать. Мундиры трех ростов были пошиты и для крестьянских детей, которых до того одевали вообще Бог знает во что. 6 июня 1817 года Аракчеев писал Императору: «Касательно же обмундированных детей, то на них я любовался; они стараются поскорее окончить свои работы, а возвратясь домой, умывшись, вычистят и подтянут свои платья и немедленно гуляют кучами из одной деревни в другую, а когда с кем повстречаются, то становятся сами уже во фрунт и снимают шапки. Крестьянам же главное полюбилось то, что дети их все почти в один час были одеты, говоря, что от оного одному против другого не обидно»40.
31 июля 1825 года Карамзин писал в частном письме своему конфиденту И. И. Дмитриеву после посещения Новгородских военных поселений: «Поселения удивительны во многих отношениях. Там, где за восемь лет были непроходимые болота, видишь сады и города. Но „Русский Путешественник” уже стар и ленив на описания»41. Побывавший в тех же поселениях тремя годами раньше граф Виктор Кочубей оказался менее ленивым. 22 августа 1822 года он писал Аракчееву: «Обозрение оных было для меня явление совершенно неожиданное; и подлинно, как не прийти в удивление, сравнивая положение одной стороны Волхова с другой, строения, дороги, мосты, поля и проч. одного берега и противоположного. Я думал и объезжая поселения, и потом, когда я переправился из оных, что меня какою-то революциею глобуса перекинуло из области образованной в какую-то варварскую страну, ибо, ваше сиятельство, согласитесь со мною, хотя Вы и новгородец, что, начав от какой-то ветряной мельнички тут близко и на боку стоящей, до самого Подберезья ничего нет похожего не только на произведение ума, но и рук человеческих»42.
Не было и «тяжелого гнета палочной военной дисциплины». Телесными наказаниями Аракчеев не велел пользоваться без крайней необходимости, розгам предпочитая внушения и показательные поощрения исполнительных и благомыслящих поселян. «В военных поселениях <���…> изначально отсутствовали такие распространенные в России явления, как нищенство, бродяжничество, пьянство. Не было и тунеядства, строго пресекался разврат. Семьям, попадавшим в состояние нужды вследствие неурожая или стихийных бедствий, немедленно оказывалась помощь и продуктами, и стройматериалами…» — отмечает В. А. Томсинов43. Хозяевам и хозяйкам аккуратных домов делались ценные подарки, их имена объявлялись в рапортах. За образцовое хозяйствование женам поселян Государь дарил вышитые серебром сарафаны ценой в 150 рублей. Образование и медицинское обеспечение были предметом особой пристальной заботы устроителей военных поселений. В Новгородской губернии создан был Военно-учительский институт для подготовки учителей поселенских школ. Для детей, оставшихся без родителей, в военных поселениях были устроены военно-сиротские отделения. Самых способных мальчиков отдавали в кадетские корпуса с последующим производством в офицеры и с переходом в дворянское сословие. В 1825 году более трехсот детей военных поселян продолжили учебу в кадетских корпусах. Сам бывший «аракчеевским кадетом» и учившийся в Новгородском военно-учительском институте, Ф. А. Пенкин уже в 1860-е годы размышлял над опытом юности: «Петр Великий преобразовал дворянство и государственную администрацию на европейский лад, а граф Аракчеев переустраивал быт крестьян (в малом покуда размере) также на лад иноземный, пересаживая все лучшее по сельскому хозяйству на почву русскую. Как действовал граф Аракчеев? Быстро, неумолимо, даже жестоко, как и Петр Великий…»44
Читать дальше
