В двадцатом веке к ним трем присоединились лишь „Двенадцать”. Все прочее же от нового времени уже явно „антипоэмы” (? — П. К. ): „Флейта-позвоночник”, „Поэма Горы”, „Поэма без героя”. У Блока — „петербургская повесть”, в отличие от пушкинской, о стихии неукротимой, — не о бессильном вызове, а о мятеже, где-то в высших сферах оправдываемом, — „Впереди — Исус Христос””.
Владимир Салимон. Место и время. Стихи. — “Октябрь”, 2006, № 2.
“Место и время известно доподлинно. / Только никак я понять не могу, / если действительно малая родина, / то почему в неоплатном долгу. // Что-то мне чудится в этом продажное. / Так бы и крикнул — / Казарма, в ружье! — / поутру глядя на многоэтажное, / многоквартирное наше жилье”.
“Твои стихи… поют мне о твоей любви…” Письма Л. Д. Менделеевой А. А. Блоку. 1902 — 1903 годы. Публикация и примечания Г. В. Нефедьева, предисловие Станислава Лесневского. — “Наше наследие”, № 75-76 (2005).
“Понимать, рассуждать, хотеть — должен ты. Пойми же всей силой твоего ума, взгляни в будущее всей силой твоего провбидения (ты ведь знал, что придут и эти сомнения), реши беспристрастно, объективно, что должно победить: свет или тьма, христианство или язычество, трагедия или комедия. Ты сам указал мне, что мы стоим на этой границе между безднами, но я не знаю, какая бездна тянет тебя…” (6 декабря 1902).
Судя по примечаниям, данное письмо относится к началу “короткой вспышки чувственного” увлечения Блока.
В этом “блоковско-белом” номере множество интереснейших публикаций (примечательны материалы В. П. Енишерлова, связанные с родословными линиями Блока) и — фотографий. В данном тексте присутствует и фотография храма Михаила Архангела в Тараканове, где через год после написания приведенного письма Л. М. и Блок венчались. Ныне храм разрушен, но именно по инициативе редакции “Нашего наследия” “идет борьба” за его реставрацию. Кстати, минувшей зимой в эфир прошла телепрограмма “Достояние республики”, посвященная как раз судьбе этой церкви. Вспоминаю, что неподалеку от храма обнаружилась свежая оградка: могила Ольги Соловьевой, родственницы трагичнейшего Сергея Соловьева, друга Блока и Белого.
А о московском мемориальном музее Андрея Белого, которому исполнилось всего-то пять лет, читайте в этом номере “НН” очерк Моники Спивак “Три жизни”. Здесь интересно рассказано, как и за счет кого пополняются музейные фонды и собираются материалы для экспозиции.
Ильгар Фахми. Бакинская мозаика. Фрагмент. Перевод С. Мамедзаде. — “Дружба народов”, 2006, № 3.
Это эссе — маленький фрагмент богатой и одновременно скромной мозаики специального “азербайджанского” номера “ДН”. Он печатался как раз в те дни, когда над Москвой еще висело эхо трагедии на Басманном рынке.
“Мир, говорят, состоит из четырех первоэлементов-стихий: вода, огонь, воздух, земля. Земля даровала Баку нефть и, значит, кир (битум. — П. К. ). А воздух — хазри (бакинский ветер — норд. — П. К. )… Крыши Баку — темно-серые узорные ковры. А разузорил их ветер, ясное дело. Но сравнение с ковром — упрощение. Ведь есть еще застекленные витражи. Стекла не в ладах с киром: тот, разомлев в жару, глядишь, и стечет на стекла, испортит вид. И кир, и ветер, подметающий крыши, — одушевленные начала, их души материализовались в голубей.
Нет, голуби — никакие не души. Голуби — дети крыш. Голубятни, в отличие от домов, строятся безо всяких заверенных печатью бумаг, кбупчих, техпаспортов. Поэтому голуби — как бы незаконнорожденные дети крыш… Но не все бакинские крыши оглашает воркование сизарей и вяхирей. Если крыши — отцы голубей, то хазри — их дядя по отцу. Хазри любит пернатых племяшей, а те его сторонятся, как нагрянет-налетит — сразу шмыг в голубятню. Как кенгурята в мамину сумку. А когда тихо — взмоют в небо, кружат, резвятся, куражатся. Хазри налетит и давай лупцевать по крышам, голубятням, взметать пыль, хлестать, засыпать песком. Но каким бы злыднем он ни был, а прок от хазри есть — вентилирует, очищает воздух, как экологическая метла. Правда, бывает, и отраву несет от заводской газовки.
Говорят, что Хазри — от названия Хазар, но взаимоотношения у Хазри с Хазаром любопытные. Хазри — страж Хазара. Или белый платок. Или келагай, закрывающий его от непристойных взоров. Девственное море — Хазар. Хазар — „хлебное древо” бакинцев. Апшеронская земля не столь уж щедра. Пески, солончаки… Потому приморские люди обратили взоры к морю, „хлебному древу”. Щедрому древу. Все бы ладно, когда бы не Хазри — трясет это „хлебное древо”, не приведи Аллах. И те, кто в лоне Хазара, часто скатывались в зияющую пасть рока. Потому, может, старых рыбаков редко встретишь на взморье…
Читать дальше
