Владимир Гопман. Свет, запасенный впрок. Памяти поэтессы и переводчицы. — “НГ Ex libris”, 2007, № 15, 26 апреля .
“Стихи [Ирины] Ковалевой написаны в мощном силовом поле мировой поэзии — начиная с античности, которую Ира блестяще знала, до нашего времени. При этом она, бесконечно любя многих поэтов, не считала себя зависимой от них и старалась всегда идти своим путем, о чем хорошо сказала в предисловии к одному из своих сборников: „Мне показалось важным включить несколько ранних стихотворений 1977—1979 годов, потому что, при всей незрелости голоса, этот голос был вполне свободен от определяющих влияний Мандельштама и Ольги Седаковой, с поэзией которых я познакомилась в 1980 году, и Бродского, которого я прочитала в конце 1980-х. Может быть, потом я всю жизнь ‘пробивалась‘ обратно к тому голосу сквозь мощные чужие — хотя и родные — голоса; не знаю, насколько мне это удалось. Судить об этом — читателю”. (Это предисловие — к собранному, но пока не опубликованному сборнику, своего рода избранному, представляющему работу Иры в поэзии за тридцать лет. Незадолго до смерти Ира подготовила и сборник литературоведческих работ по греческой мифологии. Издатель, где ты?)”
Здесь же напечатано несколько неопубликованных стихотворений Ирины Ковалевой; например:
Кто уехал в Берлин, а потом в Париж,
кто-то сразу понял, что надо за океан,
а потом нечаянно наступила такая тишь,
что стало видно далеко во все концы света,
а потом — ураган.
И месило, месило — тридцать? все пятьдесят?
Раскрывался занавес с лязгом, выпуская полки,
а потом щупальца Скиллы втянуло назад,
и кого они грызли в утробе, молчат старики.
А потом прошло еще время, и мы родились.
Когда все они уезжали, нам было десять лет
или пятнадцать, и мы не сразу разобрались
про Афган, Эльсинор и в перечне прочих бед.
А потом стало некуда уезжать,
вся Земля — одинаково плоский экран,
и женщина, собирающаяся рожать,
выбирает: Пхукет, Ирак, Грузия или Новый Орлеан.
2006.
Филолог, поэт и переводчик Ирина Ковалева (1961 — 2007) в первую очередь известна по переводам прозы Константиноса Кавафиса и работам, посвященным его творчеству.
Михаил Диунов. Виртуальная политология. — “Спецназ России”, 2007, № 4, апрель .
“Большинство популярных компьютерных игр создано на Западе или для западной аудитории, а большая часть западных игр производится в США — стране, которая сейчас производит, пожалуй, большую долю развлекательного, а значит, идеологического продукта. <���…> в России все еще делают неполиткорректные игры, которые с ужасом были бы восприняты западной публикой. Так, старший оперуполномоченный Гоблин, культовый персонаж русского Интернета, стал автором игры „Санитары подземелий”, сделанной по сюжету его книги. В этой игре многое бы шокировало западного обывателя. Это — и планета-тюрьма, на которой заключенные разных рас живут в условиях расовой сегрегации, причем ни белая, ни желтая раса не считают негров за людей, и „Четвертый космический Рейх”, созданный расселившимися по Галактике немцами, и многое другое. Помимо России, есть и малобюджетные так называемые инди-игры, выпускаемые командами единомышленников по всему миру. Разумеется, все большее число российских разработчиков игр готовит свои проекты с учетом продаж за рубежом, — в результате из них исчезает национальный колорит, сменяясь единым прилизанным интернациональным стилем, и уж точно в таких играх никогда не будет ничего, что шло бы вразрез с политикой мирового лидера — США”.
Борис Екимов. Перечитывая Шукшина. О рассказе “Алеша Бесконвойный”. — “Литературная газета”, 2007, № 16, 18 — 24 апреля .
“Когда даровано тебе от природы ли, Бога, когда есть что сказать, тогда нет нужды рядиться в „футуризм”, „акмеизм” или „ноосферное вбидение”, тогда просто пишется, порою не в тиши кабинета, а в блокноте, на коленке, как писал свои последние рассказы Василий Шукшин”.
Елена Ермилова. “Рай” Юрия Кузнецова. — “Литературная Россия”, 2007, № 16, 20 апреля .
“Сразу хочу пояснить, что речь не пойдет о незаконченной поэме Кузнецова „Рай”; в ярких начальных строфах поэмы самого „Рая” нет еще: есть рассказ о движении, трудном пути („Плач покаяния есть возвращение в Рай”) и чуть намеченный просвет: „Все засияло. Мы стали в пространстве другом”. Но у Кузнецова — особенно в поздней лирике — есть удивительные стихи, к которым и хочется отнести вынесенную в эпиграф блоковскую строчку: „легкий образ рая” — отсвет, отблеск небесного сияния на вещах земных…”
Читать дальше
