“Лукавые встречи” с подзаголовком “Пересказ мистификатора”, обозначенные в оглавлении как рассказ, по объему больше смахивают на повесть, но ничего существенно нового к уже прочитанному не добавляют: “Одно время я был весьма накоротке с одним неприличным господином. Он носил престранную фамилию Воландов, обличием напоминал спившегося профессора черной магии”.
В общем, дикий писатель этот Сибирцев.
Юкагирская литература. Сборник. Составитель Вячеслав Огрызко. М., “Литературная Россия”, 2006, 376 стр.
Вячеслав Вячеславович Огрызко должен по справедливости быть отмечен как один из весьма немногих, кто ведет деятельность по собиранию “национальных литератур”, в особенности литератур “малых народов”. Книга “Юкагирская литература” — шестая в ряду сборников, выпускаемых “Литературной Россией”, посвященных культурам коренных малочисленных народов Крайнего Севера и Дальнего Востока. Ханты, ненцы, манси, нанайцы, эвены и вот теперь юкагиры. Одного этого перечисления достаточно, чтобы иметь представление о степени важности такой работы, но она если не вовсе пропадает втуне, то все равно не вызывает заметного общественного интереса. Да и то — “кому они сейчас нужны, юкагиры?”.
Я не большой спец по юкагирской литературе, могу сказать лишь, что сборник неоднороден, есть в нем академические работы, есть “мнение современного культуролога” (молодой философ Михаил Бойко), есть “точка зрения марксиста-литературоведа” (Михаил Пархоменко), есть целый блок “Обзоры советской эпохи”; а также статьи теперешних наших критиков: Романа Сенчина, Александра Гриценко, Ольги Рычковой... Словом, с бору по сосенке. Но как бы ни была важна проделанная работа, нельзя не сказать, что читать сборник подряд — почти невозможно. Недостает объединяющей идеи, которая с необходимостью диктовала бы появление каждого последующего высказывания вслед за предыдущим. Впрочем, может быть, уже и то хорошо, что такой сборник все-таки существует? К сожалению, скорее всего, он останется интересен лишь специалистам, поскольку не выводит на серьезные обобщения: каково место национальных литератур в сегодняшней реальной литературной жизни? То и дело слышишь, что русская литература никому не нужна, — что же говорить о литературах “малых народов”? А может быть, если “малым народам”, по крайней мере их писателям, нужна русская литература, то и хоронить ее рано?
- 1
Николь Розен. Марта Фрейд. Перевод с французского М. Рожновой. М., “Гелеос”, 2006, 336 стр.
Книга представляет собой эксперимент. Повествование идет от лица главной героини — Марты Фрейд, которая пишет письма придуманной журналистке, интересующейся деталями ее биографии. Главы-послания чередуются с главами — внутренним монологом супруги знаменитого психиатра. Как замечает в “Послесловии” автор, во всех биографиях Зигмунда Фрейда “рассказ о страсти, которую он испытывал к ней и которой полна тысяча писем, написанных за четыре года помолвки, занимает гораздо больше места, чем рассказ о пятидесяти годах супружества, — им отводят всего несколько строк”.
Действительно, благодарная тема. Писем, записок, свидетельств для построения подобного романа реальная Марта Фрейд не оставила. Сохранились документы, но все же автору пришлось выстраивать фабулу на основе собственного воображения, не без подспорья, разумеется, источников, перечисление которых, впрочем, занимает не слишком много места. Подобным — но бесподобным — образом Жозеф Делорм писал стихи от лица своих друзей, известных поэтов — Альфреда Мюссе и других, — будучи сам, в свою очередь, порождением фантазии Сент-Бёва. Такой прием мог бы сработать и здесь.
Вопрос, которым задавался Ролан Барт в эссе “Смерть автора”: “Кто это говорит?”, особенно значим, когда дело касается биографий реально существовавших людей. “Лермонтов подумал…” Надо поистине глубоко проникнуть в эпоху, изучить все особенности личности, чтобы такому ходу письма хотелось верить на протяжении всей книги. Николь Розен доводит придуманную ею Марту до махровой банальности, вот что та, например, пишет о своем детстве: “Когда я была одна, занятая каким-нибудь рукоделием, или лежала в постели, прежде чем заснуть, я давала полную волю воображению. В мечтах я встречала принца или графа, который влюблялся в меня и, невзирая на наше неравное положение, открывал мне волшебный мир”.
Читать дальше
