— Ходили прадеды в атаку. Порою гибли под огнем. Но нам оставили Итаку, чтоб мы здесь жили день за днем.
Хор весело подхватил:
— Чтоб с честью жили мы на нем, на нашем острове родном.
Тут-то и возник терапевт. Он вел с собою помолодевшего и безбородого Сизова. Сизов огляделся и увидел жену, покрытую черным платком.
— Прощай, Поликсена, — шепнул Сизов странно изменившимся голосом. — Прощай, любовь моя Поликсена.
Она отозвалась:
— Здравствуй, родной.
— Войди же в наш круг, Сизов Елисей, — торжественно провозгласил терапевт. — Ты всласть постранствовал и помужествовал. Ты заслужил жизнь на Итаке. Если б ты только мог сейчас видеть, как молодеет твое лицо и как разглаживаются морщины.
Виталий пропел, словно дал присягу:
— Мы клятвы предков не забудем. Мы сбережем наш отчий дом. И вечно счастливы мы будем на нашем острове родном.
— Спустите лодку, натяните парус, — почти беззвучно шепнул Сизов.
Никто не услышал этого шелеста. Пение набирало силу, будто хотело собой заполнить все присмиревшее пространство, будто оно боялось оставить этот затерянный странный остров наедине с его тишиной. Кончалось двадцать второе столетие.
Хор благодарно и звучно пел:
— И жить мы будем в доме том на нашем острове родном.
Однако по необъяснимой причине любимая итакийская песнь звучала на этот раз необычно — в ее столь знакомой с детства мелодии с каждою новой пропетой нотой все явственней, все отчетливей слышался давно позабытый походный марш.
Август 2007.
Караулов Игорь Александрович родился в 1966 году в Москве. Окончил географический факультет МГУ, работает переводчиком. Автор двух сборников стихов. В “Новом мире” печатается впервые.
Просыпается
У женщины в ушах барабанит поезд,
капли падают, в воздухе стекленеют.
В новый день она еще не рождалась,
но уже тревожно сжимаются мышцы ночи.
Но уже внизу елозят мусоровозы,
гремит кандалами свободная Африка,
царь въезжает в Аддис-Абебу,
желтые листья мостят дорогу.
Губы празднуют, бабочки пламенеют.
Губы празднуют: можно кричать отдельно,
отлететь от тела, вернуться к другому телу,
выбрать васильковые вместо карих.
Гремит кандалами свободный Таджикистан,
царь въезжает в столицу неба.
В его свите находится дирижер,
он говорит: сегодня начнем со струнных.
В шахте лифта натягиваются струны,
воробьи вступают нотами врассыпную,
неустанные подхватывают гуляки.
Уже никуда не денешься от движенья.
Первая скрипка — будильник, вторая — чайник.
Смотрит в зеркало: губы где-то еще летают.
Вместо них голубеет ломтик чужого неба.
Цветок помады в пальцах пламенеет.
* *
*
У околицы птички небесные фьють,
алкоголики водку дешевую пьють.
Прилетит шевроле о пяти сефирот,
на скрипучую дачу тебя заберет.
Там еловые длинные шишки Фуко
над кустами крушины парят нелегко
и кидают на хвою грибы-головни
переросшие дети из дальней родни.
Книжка с картинками
А как играли? Флейта-то двойная!
Мне дерева к губам не поднести.
Куда подуть и где зажать, не знаю.
Нет, у меня этруски не в чести.
У них такая узкая Афина
и нос драконьим зубом изо лба.
Хочу я римлянина видеть, гражданина.
Не приживала, не раба.
Он лопоух, и под горшок, и в тоге.
Смотрелся лучше бы в компании друзей.
Но он один, и в камне вязнут ноги.
Камнями нынче полон колизей.
А в термах камни парятся на лавке,
и каменную воду льют,
и в бричках каменных по городу снуют,
и каменные выдают друг другу справки.
Что из камней воздвигли Аврааму?
Я промолчу, я лучше бы не смог.
Кто на булыжник натянул панаму?
Наверное, японский полубог.
А между тем глаза кричат с востока
Читать дальше
