“— А скажите, пожалуйста, это правда, что облака очень твердые и вам во время полета приходилось рубить их топором? — спросила Синеглазка.
— Тоже неправда, — ответил Знайка. — Облака мягкие, как воздух, потому что они сделаны из тумана, и их вовсе ни к чему рубить топором” (1.27).
Началось! Так не может быть, а на самом деле вот так. Облака из тумана, два плюс два — четыре. Кому интересно? Не интереснее ли рубить облака топором? Но тут мы и видим разницу между тем, кто ради того, чтобы произвести впечатление на малышку, ни во что не ставит истину (истиной для него и является произведенное впечатление), и тем, для кого истина важнее такого впечатления. Итог же закономерен: несмотря на разоблачение и публичное унижение (всеобщее порицание), именно Незнайке достается симпатия самой красивой из малышек — Синеглазки. Имеет место романтическая сцена:
“Бал окончился. Синеглазка подошла к Незнайке.
— Вот мы и расстаемся с вами, — печально сказала она.
— Да… — тихо ответил Незнайка. — Нам уже пора домой.
— Вы совсем недолго побыли у нас.
— Мне очень хочется побыть еще, но и домой хочется, — опустив голову, сказал Незнайка.
Синеглазка задумалась о чем-то, потом сказала:
— Конечно, вам уже пора домой. У вас дома остались друзья, которые, наверно, беспокоятся о вас. Вы хорошо делаете, что не забываете своих друзей.
Некоторое время они оба стояли молча. Незнайка хотел что-то сказать, но в горле у него стало почему-то тесно, и слова не шли изнутри. Он смотрел вниз, ковырял каблуком землю и не решался взглянуть на Синеглазку. Он боялся, что она заметит у него на глазах слезы. Наконец они подняли головы. Глаза их встретились.
— Хотите, я сошью вам на дорогу сумку? — спросила она.
— Хочу” (1.29).
Дальше этого в тех рамках, в которых вынужденно находится любовь коротышек, зайти уже нельзя. Впрочем, даже тут автор, похоже, зашел немного дальше, чем следует. Какое тут домой, какие друзья! Тут явным образом подразумевается “хеппи энд” с поцелуем. В воздухе уже парит Эрос, напряжение достигает апогея: слезы, встреча глаз… Дальше нельзя, табу. Автор дипломатично вводит в сцену сумку, и напряжение спадает. Интересно, а что собой символизирует сумка согласно учению Зигмунда Фрейда? Сейчас схожу и посмотрю… Сверившись с первоисточником, вынужден констатировать, что сумка как предмет, обладающий свойством что-то принять в себя, есть символ женских половых органов3. Саму сцену мы можем рассматривать в качестве сновидения (читающий, безусловно, находится в мире грез), а толкование этого нехитрого сновидения вы без труда осуществите сами. Впрочем, не будем увлекаться фрейдизмом, а то он заведет нас… в общем, не туда.
И еще кое-что. В конце романа Синеглазка просит Незнайку написать ей письмо. Тот соглашается, но он в то время не умел еще писать (умел писать только печатными буквами). Теперь он стал усердно учиться. То есть он стал учиться писать и вообще учиться, чтобы написать письмо возлюбленной! Как это романтично! Поэтому-то он и нравится. Поэтому именно он, а не Знайка (который учится не из таких романтических побуждений) — самый известный. Поэтому в него и влюбится уже Кнопочка в “Незнайке в Солнечном городе”. Поэтому ему всегда будет сопутствовать успех у слабо-сильной половины. Незнайка играет роль за ролью: он и прбоклятый поэт, и абсолютно свободная личность, да еще и герой-любовник.
Вот вам и Незнайка!
С.-Петербург.
1 Цифры в скобках: первая цифра — номер романа из трилогии (1 — “Приключения Незнайки и его друзей”; 2 — “Незнайка в Солнечном городе”, 3 — “Незнайка на Луне”). Вторая цифра — номер главы. 1.1 — первая глава в первом романе трилогии.
2 Впрочем, я со стыдом вынужден признать, что все мои знания об абстракционизме ограничиваются прочтением нескольких строчек из советской энциклопедии, в которых говорится, что абстракционизм отказывается от изображений реальных предметов и явлений в живописи. Незнайка также отказывается.
3 Фрейд Зигмунд. Введение в психоанализ. Лекции. Десятая лекция. Символика сновидения. М., “Наука”, 1989, стр. 97.
С открытием архива поэта, осуществившимся четыре года назад, и последующим изданием извлеченных оттуда материалов поднялась волна свежего интереса, подчас окрашенного в проблемные и дискуссионные тона, к личному и творческому облику Марины Цветаевой. На психологию, этику, обстоятельства жизни поэта падает дополнительное освещение, позволяющее в новых ракурсах увидеть эти сферы цветаевского бытия.
Читать дальше
