— Ты, Петрович, зачем картины отдал?
— Неживое это, — отмахнулся он. — Никчемное.
Анна встала, молча принесла из комнаты “Диспетчера” и поставила перед ним.
— А это тогда как понимать?
Уже и без лупы было видно, что мужик на картине исхудал, заострился лицом и теряет облик человеческий.
— Краска некачественная, осыпается, — заявил Петрович и хмуро отвернулся от картины.
— Конечно. Если ножом чиркать…
— Сто раз уже сказал, что компенсирую… Чего тебе еще? — взмолился Петрович.
— Давай ужинать, — вздохнула Анна.
Зубов ел пшенную кашу и раздумывал, сказать Анне или не сказать, что он уходит из дому. Невестки между собой каждый день лаялись и мужей заводили, поэтому сыновей с дочерью тоже мир не брал. Дома, что он им расписал, оказались неподходящие. Всем было мало, все несправедливо, все не так и не эдак. И для кого он покупал огромную квартиру, чтобы вместе жить? Для кого не женился, чтобы не приводить детям мачеху?
— У меня дома ад, — сказал он, глядя в тарелку. — Зависть, склоки. Жить нельзя. Старому так вообще невмоготу, а моложе я не стану.
— Надо же, — удивилась Анна. — А я тебе из окна завидую, мол, семья у человека.
— Зоопарк, — не согласился Петрович. — Картины я назло отдал. Уйду из дому совсем…
— А где жить будешь? — удивилась Анна.
— Где-где… В лесу с ружьем и собакой.
— А я ведь тоже одна, — сообщила Анна. — Хочешь, на нашей даче живи, если свои растрепал. Муж покойный строил. Деньги платил, а картины отдал за просто так. Александра неизвестно, как с ними поступит, да только с добром попрощайся. Не вернет. У нее насчет картин пунктик. — Анна покрутила пальцем у виска.
Петрович, глядя в кашу, считал, сколько всего случилось, чтобы им встретиться. Первое, чтобы его художник обманул. Второе, чтобы квартиры окна в окна оказались и он диспетчера увидел. И чтобы сегодня Александра взяла картины и не встревала в их отношения. Но главное, что женщина оказалась хорошая. Можно с ней спокойно и в парке гулять, и огород сажать, и водку пить с солеными помидорами. Случай правильно привел. Хотя вначале был обман. А повернулось хорошо.
Но как вышло, что из всей бурной жизни, с войной, ваучерами, приватизациями, ЧОПами, которые он держал в городе, осталось только ружье, собака и женщина в красном халате, он постичь не мог. В голове не укладывалось.
Когда Петрович ушел, задумалась Анна. К примеру, решили сносить здание — нет, нельзя: обнаружилось, что там Чехов останавливался по пути на Сахалин — дом нужно сохранить. Ее муж полжизни строил дачу. Дом из бруса, подвал, площадка под гараж и фундамент для бани. Инструмент в сарае, все в аккуратных карманах. Она так радовалась, отбирала каждый сорт — малина величиной со сливу, кабачки как тыквы, а огурцы — смотреть страшно! И кому теперь нужен этот дом без людей? Пусть хоть Петрович живет с собакой. А она будет его навещать, не сидеть же с Махмудом. Махмуд, тем более, начал гадить в квартире. Как Петрович появился, так и гадит. Ревнует, ассирийская душонка.
Она прошла в комнату, вопросительно поглядела на диспетчера, но порезанный смотрел в никуда и молчал. Оболочка осталась, а жизнь ушла.
7
Утром певцу позвонила Саша и спросила, есть ли у него в квартире железная дверь. Ей надо спрятать картины.
Певец, немного подумав, вынес из гардеробной одежду, чтобы комната была совсем пустой, и принялся развешивать те, что уже были. Семь ганшинских картин заняли одну стену. Он старался не глядеть на “Птиц”, чтобы снова не захотелось петь.
На такси приехала Саша, и они занесли еще семь полотен. Их тоже развесили.
Саша уселась в кресло и цокнула языком:
— Все, мы богачи! Четырнадцать картин Ганшина. Слушай, а откуда у тебя швирикасовские?
— Я их купил для тебя.
— Для меня? — изумилась она.
— Ты же сама говорила, что хочешь эти картины… Они твои. С ними и живи.
Певец усмехнулся, а она беспокойно заерзала.
— Что значит “с ними и живи”?
То и значит, подумал он. Если она уверяет, что хочет картины ради их самих, пусть получит. Что дальше, интересно?
— Ты имеешь в виду здесь, в этой комнате, жить? — обеспокоилась она.
— Где хочешь. Просто тут безопасней.
Читать дальше
