Виктор Некрасов. Ограбление века, или Бог правду видит, да не скоро скажет. Публикация В. Кондырева и Гр. Анисимова. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2005, № 10.
Это еще круче, чем тайная встреча Косыгина с Керенским.
Лучшее мое чтение этого месяца. Я хохотал и вытирал слезы — поставьте сюда столько восклицательных знаков, сколько захотите. Все! А то я проговорюсь.
Ольга Новикова. Убить? Роман. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2005, № 10.
В этом романе ей (героине, героине, конечно. — П. К. ) все-таки пришлось убить. Ничего другого не оставалось. Сам виноват.
Владимир Огнев. Раздвижение пространства. Портреты Игнатия Ивановского и Николая Чуковского. — “Дружба народов”, 2005, № 11.
“Н. Чуковский разделяет мнение врага буквализма, известного француза: „Берешь в долг, отдай сполна, хоть и не тою монетою”, то есть не получается образ — сохрани мысль, не справился с краткостью — будь богаче, не сумел ублажить слух — ублажи глаз живописью. Одним словом, упущенное в одном месте наверстай в другом. Так, в переводе „Верескового пива” Р.-Л. Стивенсона (у С. Маршака — „Вересковый мед”) Н. Чуковский придерживается в строфике октавы, как в подлиннике, и только в одном месте позволяет себе катрен. Маршак вовсе отказался от строфики Стивенсона, зато сохранил ритм подлинника: четкий, стреляющий короткими английскими словами, традиционный стих английской баллады. Н. Чуковский взял другим: красками, порою опущенными в маршаковском переводе. У Чуковского карлики — “хилые”, “корявые”, “черноватые”, а король скачет “багряными полянами” (вереск цветет!), “слышит сытых пчел гуденье” (лето, его приметы, они есть в первоисточнике), у Маршака же — суховато, превалируют глаголы, действие. В переводческой практике отступления случаются и не такие. Французский поэт Леон Робель говорил мне, что он перевел Корнея Чуковского так: „De la part du Leopard”, заменив животное: верблюда на леопарда, а Г. Маршал, переводя Маяковского на английский, ради сохранения рифмы пожертвовал „Венецуэлой”, переведя — „Буэнос-Айрес”. А что? Ведь не в географии тут дело, а в экзотике (может, где и осталась пара рифм, так в Венецуэле). А у Робеля? „Откуда? От верблюда”. Звучно, красиво и по существу — точно, что с верблюдом, что с леопардом…”.
Николай Панченко. Лучшие там остались… Стихи. Вступительная заметка Дмитрия Донского и Галины Климовой. — “Дружба народов”, 2005, № 11.
“Поэт Николай Васильевич Панченко лежал в переделкинском храме Преображения Господня в последнем ожидании… Во всем его большом теле, в породистом лице были покой и благородство, которые не смущались крупного узла его темного галстука. Борода была сбрита. Все мирское (? — П. К. ) уже было не важно: опаздывает ли батюшка с короткой панихидой, сколько певчих пропоют старушечьими голосами Вечную память, почему не окажется в церковной лавке иконки Николая Чудотворца, чтобы вложить в руки новопреставленному Николаю…”.
Какая, однако, наблюдательность в этом послании нам, грешным. Или — не важно?
* * *
Угасают созвездья,
осыпаются грозди.
Погибают солдаты — их вбивают, как гвозди:
как по шляпке, по каске,
на дорогах победы.
По великой указке
умирают поэты.
Бедолагу в пути заметает порошей...
Большинство умирает
от жизни хорошей.
Партийная цензура и Лениниана М. Ф. Шатрова. Публикацию подготовил А. В. Новиков. — “Вопросы истории”, 2005, № 11.
Из письма в ЦК КПСС товарища П. К. Романова, начальника Главного управления по охране государственных тайн в печати при Совете Министров СССР:
“Создавая пьесу о В. И. Ленине, о большевиках, действовавших в совершенно конкретный отрезок времени — 30 августа 1918 г., автор произвольно оперирует фактами, создает надуманные исторические ситуации.
Таким вымыслом в пьесе является дискуссия о „красном терроре”, которая якобы состоялась на заседании Совнаркома в первые часы после ранения В. И. Ленина. Совершенно неоправданной является также попытка автора выдвинуть на первый план вопрос о нужности или ненужности „красного террора”, о возможных его издержках и извращениях в будущем. Рассуждения о том, что террор может привести, как это было в дни якобинской диктатуры, к гибели нашей революции и обернуться против преданных партии и государству людей, становятся центральной темой второго действия. Все эти рассуждения не связаны с конкретной исторической обстановкой августа 1918 г. и содержат много сомнительных политических аналогий”.
Читать дальше
