Владимир Крупин. Карточный домик демократии. — “Вертикаль. ХХІ век”. Литературно-художественный журнал. Нижний Новгород, 2005, выпуск двенадцатый — тринадцатый.
“Лети! последнее время! — восклицал апостол Иоанн. „Братья и сестры! — восклицаем мы, — последняя война!” <���…> Битва света и тьмы, Христа и Велиара — это главное содержание мировой истории”.
Юрий Крупнов. Столица России должна стоять на Тихом океане. — “Завтра”, 2005, № 45, 9 ноября.
“Наш ориентир — не Запад, а Северо-Восток. Уже к середине XVIII века русские дошли до Аляски и первично освоили весь необъятный регион от Аляски до Урала. Теперь наше правильное историческое действие в XXI веке состоит в том, чтобы создать центр государственности на Северо-Востоке страны, на Тихом Великом океане. Именно туда и следует перенести столицу России”.
Максим Кузин. Философское сектантство Василия Розанова. — “Подъем”, Воронеж, 2005, № 10 .
“Проживи Василий Васильевич еще десять лет, он просто лишился бы предмета своей философии”.
Виктор Кулерский. Хроника (некоторых) текущих событий. — “Новая Польша”, Варшава, 2005, № 10 .
“В монастыре паулинов на Ясной Горе [в Ченстохове] прошла встреча экзорцистов со всей Европы. В Польше служат 55 экзорцистов. В каждой римско-католической епархии есть один или два священника, которые занимаются освобождением одержимых людей от злых духов” (“Пшеглёнд православный”, август).
Станислав Куняев. В кадре Андрей Тарковский. — “Литературная Россия”, 2005, № 47, 25 ноября.
“Последняя точка в этом сюжете была поставлена в 1990 году, когда я побывал в столице Австралии Канберре, где был приглашен на обед к нашему послу Самотейкину. Его фамилия была мне знакома: до Австралии Самотейкин числился в помощниках у Брежнева... Мы трое — посол с женой и я — сидели на прохладной веранде, отделанной эвкалиптовым деревом, и вели ничего не значащие светские разговоры. <���…> Жена посла вспомнила про знаменитые советские фильмы ее молодости — “Калину красную”, “Место встречи изменить нельзя”, ну и, конечно, “Андрея Рублева”. И тут я рассказал им про сгоревшую корову и спросил бывшего помощника генсека: слышал ли он об этом. Самотейкин развел руками:
— Была ли сожжена корова? Конечно, была. Я сам занимался этой историей, жалобы получал, гасил недовольство, усилия прилагал, чтобы в газеты история не попала... А у Тарковского были еще кадры, в которых лошадей с колокольни сбрасывали... Для того чтобы передать колорит эпохи. Ну, лошади, конечно, и ноги ломали... правда, эти кадры в картину не вошли. То ли сам режиссер не решился, то ли отсоветовали ему...”
А также о том, что кино — безбожное искусство .
Диакон Андрей Кураев. Крест демографический и миссионерский. — “Литературная газета”, 2005, № 49-50, 30 ноября — 6 декабря .
“Убыль населения России — миллион человек в год. Абортов в год совершается в стране два миллиона. Если бы число абортов снизилось вдвое — уже падение было бы остановлено”.
“Для того чтобы принять еще одного ребёнка в свой дом, нужна немалая решимость. Нужна сверхмотивация. А мир сверхмотивации — это мир сверхценностей, то есть мир религии. Причем не „религиозной культуры”, а именно религии. Религиозная жизнь предполагает не просто „знание о” вере и обрядах, а прямое личностное проецирование узнанных канонов в свою жизнь, решимость открыть свою жизнь для суда со стороны религиозных заповедей. И вот обнажается парадокс: именно фанатики (в переводе с греческого — смертники) сегодня — источник жизни”.
“„Помни последняя своя — и во век не согрешишь” — есть такая церковно-славянская поговорка. Memento mori . Помни о смерти. Память о возможной скорой и математически предсказуемой смерти русского народа и России должна стать политическим, образовательным и богословским императивом, определяющим экономическую, военную, школьную, культурную и миссионерскую политику. Это то „сбережение народа”, о котором давно уже говорит Солженицын. Он ведь тоже миссионер”.
Ян Левченко. Стамбул контрабандой. — “Газета.Ru”, 2005, 18 ноября .
“О том, что Глеб, или „Галип”, как называли его когда-то узбеки, а теперь называют турки, похож, как две капли воды, на Печорина, уже писала наша умная критика, остается повторить. Своя Бэла — турецкая девушка, которую удается затащить в кровать герою, чью сексуальную озабоченность не снижают никакие тяготы. Свой Казбич — вышибала из борделя, которого пришлось обезвреживать бутылкой из-под шампанского. Свой Максим Максимыч, спаренный с честными контрабандистами, да еще и напрямую цитирующий „Тамань”, чтобы все понятно было. И авантюрист, преодолевший любовь и ставший фаталистом. Автора [Глеба Шульпякова], как видно, иной раз самого злит измельчение масштаба, но кто сказал, что современники Лермонтова встретили текст с почтенным трепетом? Это как в песне поется: времена не выбирают, в них живут и умирают. <���…>
Читать дальше
