Кино. Л. и А. А. слушают объявление результатов конкурса. Преподаватель говорит, что Л. заняла первое место, А. А. — второе. Они долго не могли выбрать — работы, по их мнению, равнозначны. Но А. А. поступает в медицинский, а Л. собирается идти в гуманитарную сферу. Поэтому места разделили так. А. А. вскрикивает: “Ура! Я хотела, чтобы было именно так”.
Кино. А. А. и Л. сидят на скамейке возле станции метро “Госпром”. Л. обнимает А. А.
А. А. По-настоящему Л. простила меня только в марте после конкурса. Она сказала какую-то глупость вроде “я не знала, что ты способна на такие жертвы”, она обнимала меня, я стеснялась и была совершенно счастлива.
Воспроизведение файла заканчивается. А. А. ищет следующий файл. “N_v_lesu.avi”.
Н. была моей одноклассницей, более взрослая, чем все мы, — старше, кажется, на полтора года. Она постоянно встречалась с мальчиком. Она знала все то, о чем мы только начали мечтать. В переписке мы пришли к тому, что хотели бы попробовать поцеловаться, выпили пива и поцеловались в лесу, недалеко от школы. Она была худой, с очень большой грудью. Я потрогала ее очень нерешительно. На правой ее груди был засос. Странно, файл не запускается.
В руках у А. А. появляется маленькая книга стихов “Бедные белые люди”.
Это — моя первая книга, изданная в 2005 году. Большинство стихов в ней написаны в 2004 году. Мы будем читать одно стихотворение вслух.
Невидимые голоса-комментаторы.
Август. Тонкие рожки троллейбуса, падая,
раздражают бороду с коричневым дипломатом.
Дама делает мелкие шажки
к выходу.
Манная каша сбегает. Л. сбегает. Лето сбегает.
Целый год мы ходили взявшись за руки.
Я выдумывал невероятные истории, чтобы добиться ее объятий.
Я не знал, что обнимать можно просто так.
Она знала. Мы отличались, потому что
просто с ней я был немножечко мальчиком, а она была девочкой,
думающей, что я девочка.
У меня до сих пор хранятся сотни школьных записок,
добрая половина которых — мои монологи:
то я писал, что размышляю о самоубийстве,
то назывался Ставрогиным, мечтающим укусить за нос
самого себя.
Когда директор вручал мне золотую медаль, он подмигнул.
Я был уверен в его невысказанных мыслях:
“Мы даем эту медаль тебе за твои больные фантазии,
рожденные ради момента утешения,
когда ты надевал собственную подругу, как платье,
которое никогда не носил, —
видимо, бессознательно компенсируя
и это желание, кроме безусловно главного”.
Я тогда покраснел, как замечания по поведению в моем дневнике,
но достойно кивнул и принял заслуженную награду.
Я — награжденный солдат белый, солдат черный.
Мы впервые поцеловались в мае, через полтора года после знакомства.
Я лежал посреди леса на прелых листьях и
рассыпбался на миллионы частей, из которых составлен мой пазл,
я собирался снова, я открыл для себя родинку на ее спине и прочие
местности, неизвестные географам,
порт моего Гамбурга заработал, я отчалил, я совершенно отчаялся.
Когда мы уходили оттуда, нас окликнул сзади подгнивший матрос —
он подглядывал за нами и теперь предлагал
повторить все то же, “дам десять долларов”.
“Мы не продаемся”, — ответил стойкий белый солдатик.
Я вспоминал это в августе, после того, как июльское солнце
растопило олово моего тела, и я больше не мог стоять.
С меня сняли мое — как я думал — единственное платье, я плакал,
как взрослый мужчина,
потом — с меня сняли второе платье, о котором я вовсе не знал, и я плакал,
как девочка,
но потом с меня сняли третье — и я стоял абсолютно голый
возле ее общежития, мне хотелось стыдиться — но мою наготу
не замечали:
ни персонаж с коричневым дипломатом, ни дама, ни Л.
Представляешь? Я принес себя в жертву, а этого никто не увидел.
Тогда мне открылось, что Жанна д’Aрк была счастливой женщиной.
Солдат черный в белой куртке из кожзаменителя
Читать дальше
