Для полноты картины вам следует знать, что мы — Атос, Портос, Арамис и д’Артаньян — не были единственными мушкетёрами, кто на два дня — 6 и 7 января — ушёл в ангелы, нас было много, иногда наши отряды насчитывали десять-двенадцать человек и больше, среди мушкетёров нередко попадались девочки (Констанции? Миледи? королевы Анны?), которые полюбили чужие деньги не меньше нашего: что с ними — с этими девочками — стало потом, когда они сначала подросли и — согласно законам природы — вскоре совсем выросли? Боюсь даже думать, если то же самое, что и с нами, а что стало с нами, я знаю, вижу по себе.
Кроме собратьев-конкурентов, были ещё и гвардейцы кардинала: мальчики (девочек не было, нет) лет по тринадцать-четырнадцать, отбиравшие у нас то, что мы несли домой в рукавицах, шапках, носках, трусах и — реже — в карманах. Оставайся мы к тому времени ещё хоть немного мушкетёрами, мужчинами — и гвардейцы кардинала узнали бы, что такое мушкетёрская честь и доблесть, но мы, уже будучи ангелами, возвращали им чужие деньги безо всякого сопротивления — то, что, выходя из подъезда, не успевали спрятать поглубже в трусы и носки.
Хватит о городских колядках, дети мои? Думаю, хватит, тем более что мы вплотную подошли к другой, смежной с этой, теме воровства и грабежа и уже заступили на её территорию.
Меня, наверное, грабили много раз в жизни, но помню из них я только два. Сколько мне было в первый? Вероятно, лет тринадцать — бабушка уже умерла, дедушка лежал в больнице, скоро он умрёт тоже. Я приехал в Парк культуры и отдыха имени Горького смотреть какой-то фильм, я тогда смотрел много фильмов, гораздо больше, чем теперь, по два-три в день, в разных кинотеатрах города, разъезжая по нему в троллейбусах и трамваях. В тот раз трамвай привёз меня в Парк Горького. Была поздняя осень: листва под ногами, будний день, аттракционы закрыты, нигде никого — ни одного человека.
Хорошо помню, что с собой у меня был ровно рубль — обычный советский бумажный рубль, на который я рассчитывал сходить в кино сегодня, завтра и, возможно, ещё, если не покупать по ходу дела длинных, в масляной прозрачной бумаге пирожков с капустой и — а как же без них? хоть маленький стаканчик — чёрных украинских семечек, и послезавтра.
Липовый бог (ведь это же был ты, правда — ты?) с двумя своими друзьями и девочкой встретил меня на аллее парка и как-то сразу завязал беседу. Говорили о лете, о пионерлагере (липовый бог тоже летом был в пионерлагере, я — в Евпатории, он — под Харьковом), о верности и дружбе (ибо какой осадок остаётся после пионерлагеря, чему там учат на полном серьёзе, если не верности и дружбе?). Но вскоре я понял, сообразил, выяснилось, что наш разговор не был разговором ни о чём и о вечных ценностях, это была подводка к деньгам и моему рублю, который должен был стать его — липового бога, он очень этого хотел — рублём. Разговор о верности и дружбе — это всегда разговор о вероломстве и предательстве, и ты знал это, липовый бог, а я тогда ещё — нет, я и до сих пор многое — слова, чувства, улыбки, обещания — принимаю за чистую монету, хоть и знаю, что за ними стоит, должно стоять, совершенно другое.
Поэтому когда ты мне сказал, что узнал меня — своего лучшего друга по пионерлагерю, в котором я ни разу не был и уже, наверное, никогда не буду, ибо забыл его название тогда же, раз и навсегда; друга, который предал его и увёл (отбил? ты сказал мне: увёл или отбил?) его любимую девочку, вот, кстати, и она, она подтвердит, — я был удивлён, возмущён, ошарашен и растерян — всё вместе, всё одновременно.
Девочка ничего не подтверждала. “Это он? — спрашивал у неё липовый бог, показывая на меня пальцем. — Посмотри на него — он?” — “Не знаю”, — говорила в ответ девочка. Он снова задавал свой вопрос и снова слышал: “Не знаю”.
Это теперь я такой умный, что знаю слова “ситуативно-психологическая мотивация”, “правильное распределение ролевых полномочий”, “корректировка индивидуального портрета объекта агрессии” и даже “проблема душевного комфорта победителя”, а тогда я был дуб дубом и смотрел на всё это как на какой-то сумасшедший карнавал, только не весёлый, а жутко печальный, каких в принципе не бывает в природе.
Но принципы у липового бога и его друзей (банды? нет, пусть будет — друзей) всё же были, иначе почему меня никто не бил кулаком в рожу и не отбирал у меня — беззащитного, вокруг ни души — этот несчастный треклятый рубль, а вытягивал его из меня, словно душу, по копеечке, каждым словом.
Читать дальше
