И произведения писателей о войне чаще всего очерковы. Серия выхваченных из жизни эпизодов, зарисовок — таков рассказ не рассказ, повесть не повесть “Запах сигареты” Александра Карасева. Менее прерывистое дыхание, ббольшая цельность в его рассказах о мирной жизни — “Наташа”, “Необыкновенный студент”… Ну так ведь мирная жизнь и течет иначе — плавнее, размеренней.
Денис Гуцко тоже пишет о войне короткими набросками, вспышками-миниатюрами, объединенными в циклы, — повести “Апсны Абукет” (“Букет Абхазии”) и “Там, при реках Вавилона”. Его вещи напоены тонким философским дыханием.
Есть свои сложности в том, как эти авторы встраиваются в “мирную” жизнь. Каждый преодолевает их по-своему. Для Захара Прилепина этот барьер, возможно, окажется легче — чувствуется очень серьезная поступь в “Патологиях”. Возможно, с трудностями столкнется Аркадий Бабченко, о котором непонятно почему заявляют, что он прекратил писать, тогда как нетрудно, набрав имя в поисковике, найти его новые рассказы. Казалось бы, те, у кого столь серьезный опыт выживания в условиях, о которых самое мягкое, что можно сказать, — экстремальные, должны воспринимать все последующее, “мирное”, как увеселительную прогулку. Но опыт наших сверстников свидетельствует об обратном. Вот и молодые авторы перед распутьем: о чем писать, если не о войне? Получится ли писать о гражданской жизни так же? Или надо как-то иначе? А может, не так плохо, если автор известен по одной своей теме, которую хорошо знает?
Прозе этих людей свойственна особенная сила, которую сообщает ей тематика. Чтобы писать о таком, надо иметь мужество. Удивительно, что эти четверо, получившие в личном опыте знание о войне, а значит, о подлости и низости человеческой натуры, видевшие и трагический в своей безысходности высокий героизм, — у кого, как не у них, есть право на обвинение, — они как-то совсем по-особенному, тепло относятся к людям. А довольно неплохо устроенные с точки зрения обыденной жизни пестуют в себе мизантропию — не избегает искушения наивно-романтического высокомерия по отношению к “людям”, скажем, Роман Сенчин.
Другая важная тема, которую осмысляют в своих произведениях молодые авторы, — “имперская”, так сказать; она связана с событиями, свидетелями которых мы также все становились: Россия сдала рубежи и бастионы, которые укрепляла усилиями многих и многих поколений. Интеллигенция оказалась не слишком озабочена сохранением русской культуры, российского влияния, да и просто русского языка в республиках бывшего Союза, и проживающие на тех территориях русские также были оставлены на произвол — опять чего? Исторической закономерности или серии трагических случайностей?
Пожалуй, одна из самых ярких вещей такого плана — повесть Александра Грищенко “Вспять”. Повествование, наполненное звуками и запахами, едва выходит за пределы квартиры и уж точно не покидает границ восточного города. Рассказ нарочито аполитичен, нигде даже не встречается указания, что пишет это русский юноша, вынужденный вместе с семьей оставить Ташкент и перебраться в Подмосковье. Биографическая сторона произведения, пожалуй, требует более зримой, рельефной прорисовки. Это усилило бы вещь.
Тоска по детству, описание аквариума, в котором сменялись виды жизни, словно планетарные эпохи, — сперва жили хомячки, потом рыбки, — приобретает символическое звучание. Все создает особенную атмосферу старинного города, который видел не одну смену вех — и увидит впредь.
Те, кто обладает осознанием, что живет не в безвоздушном пространстве, а в определенной стране, с ее особенностями, в некий конкретный исторический период, почему-то чаще приходят из регионов, из больших и малых провинциальных культурных центров. Слово-то какое — “провинциальные”. Нет никакой провинциальности в Екатеринбурге и Владивостоке, нет и не может быть, а синонима не могу подобрать. “Региональный” — безлико как-то, “глубинный” — напыщенно, “краевой” — не подходит...
Дмитрий Ермаков из Вологды, Олег Селедцов из Майкопа, совсем юный Николай Епихин из Воронежа и многие другие — остро и ясно чувствуют свою связь с землей. В произведениях этих писателей главное действующее лицо — наш современник, “обыденный человек”, можно сказать, обыватель. Но без малейших обвинительных ноток говорится о нем. И застигнут-то он, этот герой, в “естественной среде обитания” — там, где встречен. А почему-то веет чистотой намерений и от цикла рассказов Дмитрия Ермакова “Такой день”, и от стихотворений и рассказов о мореходке Олега Селедцова, и от первых пока, может, не слишком еще уверенных проб пера Николая Епихина. Хочется только большего своеобразия интонаций, большей жизненности, напористости, если угодно, свирепости. Смелости, короче говоря, — в изображении обыденного. И, кстати сказать, большего объема. Как ни крути, писателя делает не только качество, но и количество написанного.
Читать дальше
