Ассоциации, аллюзии, претензии, подробности, кружевная вязь мизансцен, тщательно выстроенные второй, третий и даже четвертый планы. Местами сильно напоминает манеру Германа-старшего. Короче, имеем дело с популярным у продвинутых россиян стилем культур-мультур . Взгляд опосредованный и, значит, повторюсь, скользящий, поверхностный.
Напротив, фильм канадца Кроненберга сделан по мотивам очередного американского комикса. Гангстеры, гангстеры, гангстеры. Насилие, насилие, жестокость. Предъявили было одну простецкую семью из глубинки, но в конечном счете и эта семейка тоже оказалась состоящей из одних форменных уродов!
Судите сами, муж — бывший гангстер, хладнокровный убийца, жена — тщательно законспирированная шлюха, сынок-подросток впадает то в буйство, то в уныние, а то в тщеславие. Наконец, младшенькой девочке регулярно снятся выползающие из шкафа чудовища. Паноптикум, не правда ли? Стиль минус культура, позор.
Я бы, впрочем, не спешил с выводами, не спешил. Поостерегся бы прежде времени вешать ярлыки. Мне представляется, все наоборот: культур-мультур сомнительнее, даже бездуховнее, нежели варварский заокеанский комикс .
Но разберемся, посмотрим, один момент.
(3) В переводе с латинского “garpastum” — это античная игра в мяч. Вынесенный в заглавие латинизм недвусмысленно характеризует стиль мышления авторского коллектива: тут мерцают и несуетная ученость, и претензия на авторитетную культурологию. Тут роман воспитания наоборот. В смысле, была великая Культура — стал незамысловатый Футбол. Были душа с головою — стали две ноги. Была Поэзия — теперь бессмысленное мельтешение. Короче, вместо воспитания — одичание.
Вместо того чтобы учиться Культуре у выдающихся отечественных мастеров слова, которые неизменно путаются под ногами в модных литературных салонах, братья Андрей с Николаем самозабвенно перенимают опыт голеадоров-англичан. В сущности, деградируют.
Тут же вот что: внезапное завершение высокой классики, грехопадение, к тому же изъясненное в категориях какого-нибудь Освальда Шпенглера. Тут оперируют “цивилизациями”, “архетипами”, какими-то вот такими громадинами. И на меньшее нипочем не соглашаются.
Алексей Герман-младший снимает спокойно, расчетливо, предъявляя свои формальные навыки прежде всякого содержания. Так листаешь книжку: вначале слюнявишь палец и зацепляешь страничку, после шуршишь, проглаживаешь, разминаешь, то есть делаешь много ритуальных движений, которые при желании можно канонизировать, растиражировать, превратить в стиль… В конце концов таки упираешься взглядом в левый верхний угол страницы и воспринимаешь фабулу, считываешь содержание.
…Дэвид Кроненберг начинает с того, чем наши закончили, — с грехопадения. Его протагонист Джоуи Кьюсак давным-давно, задолго до начала истории, упал ниже плинтуса, рухнул ниже уровня моря. Вполне можно сказать, что Джоуи Кьюсак добровольно поселился в самом что ни на есть аду .
В Филадельфии — за деньги и безо всякого разбора — киллер Джоуи Кьюсак отстреливал неугодных тому или иному заказчику людей. Однако внезапно с парнем произошло что-то невероятное, немотивированное . Осуществилось чудо из чудес: безжалостный киллер не захотел более грешить. И вот однажды он убил не заказанного клиентом конкурента по бизнесу, а самого себя — проклятого, безнадежного грешника Джоуи. “Я уехал в пустыню и — убил Джоуи. Я три года потратил на то, чтобы стать Томом Столлом”.
Итак, три года парень обживал свое новое имя. Вернувшись в мир новым человеком, внезапно посмотрел в глаза некой молодой женщине и сразу опознал в ней свою будущую супругу: “Я помню момент, когда я узнал, что ты меня любишь. Я увидел это в твоих глазах”. Потом поселился с ней в заурядном провинциальном городке, где вскоре родились и подросли двое его детей: мальчик постарше, девочка помоложе.
Дэвид Кроненберг сосредоточивает свое внимание на истории некоего частного лица. Никакой тебе культурологии, никаких обобщений. И соответственно никаких длинных панорамных съемок, никаких проработанных третьих и четвертых планов, как у Германа-младшего, которого, повторюсь, интересуют такие глобальные категории, как “время”, “история”, “цивилизационные сдвиги” и т. п. У Кроненберга сугубо функциональное кадрирование и быстрый повествовательный монтаж на потребу фабуле.
Читать дальше