…Сжимая заветный томик, стреляли в Джона Леннона и Рональда Рейгана.
В следующем номере И. Клех — пользуясь юбилейной датой — ярко пишет об Эдгаре По (“Криптограмма по имени „По””):
“Зачем же читать нам этого ненормального жуткого писателя в нашем „новом бравом мире”?!
Ну, во-первых, чтобы понимать, что нормальность является не врождённым свойством, а результатом усилий и труда — лёгкое помешательство и скорая смерть в любой момент поджидают нас на расстоянии вытянутой руки.
Во-вторых, По — повелитель древних ужасов и страхов, не чуждых всему живому. Он сумел придать им безупречные визионерские формы: океанский водоворот, маятник-секира, оживающие трупы и пробуждение в могиле, замурованный кот с окровавленным ртом, обезьяна-убийца (образ, докатившийся до Кинг-Конга и диснеевских мультяшек), пугающие маски и помещения и т. д. и т. п. Кому другому, кроме алкоголика и опиомана По, под силу было вывести все эти пугала на свет? Это — как прививка, самому писателю стоившая горестной жизни и смерти в сорок лет”.
Наталья Ключарёва . “Моё писательство — из невозможности утешить, накормить...” Беседовал Сергей Дмитренко. — Научно-методическая газета для учителей словесности “Литература” (Издательский дом “Первое сентября”), 2009, № 2 (664).
Интервью постоянного автора “Нового мира”, лауреата литературной премии имени Юрия Казакова и сотрудника газеты “Первое сентября”.
“ — Ранняя профессионализация — это хорошо или есть проблемы? В чём они? Как Вы их преодолеваете?
— У меня нет ощущения, что она ранняя. Есть ощущение огромного потерянного времени, растраченных сил, упущенных возможностей, которые надо поскорее навёрстывать.
— Есть мнение — устойчивое и, на мой взгляд, справедливое: Москва — это ещё не Россия. Но и Москва кое-что в жизни России значит. Что для Вас, человека, много ездящего по стране, — Россия и что — Москва?
— Москва — это интеллектуальная среда. Здесь я впервые встретила людей, говорить с которыми мне так же интересно, как читать книги. Всё остальное меня в ней не привлекает. Этот город, на мой взгляд, не пригоден для жизни. Про Россию я не смогу ответить коротко, так как это постоянный предмет моих мыслей, писаний и боли.
— О чём Вы хотите написать, а пока не удаётся, не получается?
— Я всё время пишу о тех, кто ищет. Мне бы хотелось когда-нибудь написать о тех, кто нашёл.
— Что ещё, кроме литературы, относится к Вашим главным жизненным ценностям? Если, разумеется, литература для Вас — безусловная ценность.
— Литература для меня не безусловная ценность. Безусловная ценность — человек. И связи между людьми, скрепляющие мир, не дающие ему распасться на атомы.
И литература, как и любая другая человеческая деятельность, имеет смысл лишь настолько, насколько она обращена к человеку, насколько она протягивает мосты между людьми, не даёт им окончательно замкнуться в себе”.
В этом же номере главные редакторы “Звезды” и “Нового мира” отвечают на новогоднюю анкету “Литературы”.
Сергей Круглов. “Вернись по чёрным рекам, венами…” — “Знамя”, 2009, № 2.
Виктору Кривулину
Смысла этой иконы не постичь, не смочь:
Мимо не миновать, нажитого не сберечь.
Даже если Ты, Мать, Своему Сыну — Дочь,
Так о нас грешных какая речь.
Осень мягко стелет, выслаивает прелью дно,
Повивальным скользким аиром, разорви-травой, —
Уцепиться памятью не за что — всё прощено.
Срок закрутит в рог — и вперёд головой.
Как отчаянно, в смертный захлёб, как не дыша, —
О, не праведностью, светом горним горя! —
Как впервые, разлепляет глаза душа
Новорожденной куколкой в руках сентября.
(“Успенье”)
…Мне тут же захотелось, чтобы читатель стихов этого автора, независимо от своей религиозности, познакомился с ним и в другой его ипостаси. Когда он, например, в журнале “Нескучный сад” (2008, № 1) — в числе других священников — отвечает на письма в рубрике “Вопросы веры” (“Зачем Церковь, если Бог в душе?” или “Надо ли учить неправославное стихотворение?”).
Сергей Кучеренко. Гольды из рода Уза. — “Дальний Восток”, Хабаровск, 2009, № 1, январь-февраль.
Воспоминание о недавно умершем друге автора мемуара — коренном нанайце-гольде Федоре Узе, “родиче” Дерсу Узала. Естественно, тут идет бесконечное сравнение с арсеньевским персонажем, и, как правило, не в пользу Дерсу. Особенно Федя удивлялся тому, что Узала не ловил рыбу — “ведь каждый патрон на счету”. Современный гольд предполагал, что, видимо, сам Арсеньев ничего не смыслил в этом промысле, — потому и герою своему удочку не доверил. Потомок Узала, похоже, вообще считал своего знаменитого предка — чистым вымыслом.
Читать дальше
