В коридоре на место ботинок я поставил тапочки. Иногда я про тапочки забываю и пачкаю ботинками дорожку. И Зоя потом вытирает и ругается.
Женщина шла впереди, а я вслед за ней, крадучись, так, чтобы Зоя меня по шагам не узнала. Хорошо еще, Зоя была на кухне.
Я спросил:
— Ну и что он там натворил?
Мы с ней уже спускались по ступенькам.
— Те-то двое убежали, — повернулась она ко мне, — а вашего поймали. Я за ними следила.
И я ее наконец-то узнал: из кондитерского отдела. Стоит на контроле.
Женщина привела меня прямо к заведующей. Заведующая сидела на стуле, и перед ней на столе лежал целлофановый кулек. И через него просвечивал “Золотой ключик”. Граммов примерно четыреста. А рядом — чек. На восемьдесят четыре копейки. А возле стола с опущенной головой стоял Сережа. Сережа меня увидел и захныкал.
Заведующая оторвалась от Сережи и сверкнула на меня фиксами:
— Вы знаете, зачем мы вас сюда вызвали?
Я ответил:
— Да. Знаю. Мне уже сказали.
— Ну хорошо, — как бы решившись на перемирие, сбавила обороты заведующая, — в детскую комнату мы пока сообщать не будем. Но вам, папаша, это будет серьезным предупреждением.
Потом она снова повернулась к Сереже, и голос ее снова окреп.
— А ты, Сережа, понял, как это некрасиво? Ты все понял?
Вместо ответа Сережа глубоко вздохнул и, зашмыгав носом, кивнул. Мы с ним вышли на улицу.
На улице он перестал хныкать и вытер рукавом щеки. Я велел ему высморкаться.
Сережа порылся в карманах, но платка нигде не было. И я тоже поискал у себя. Но и у меня тоже не оказалось. Сережа остановился и высморкался прямо на тротуар.
Я укоризненно покачал головой и нахмурился:
— Как тебе не стыдно? Ну-ка, подними!
Сережа меня сразу понял:
— Еще одно слово — и ты будешь горбатый!
Я завопил:
— Ой! — и весь перегнулся. — Уже не могу разогнуться!
Сережа покрутил возле виска указательным пальцем и засмеялся:
— Как в шляпе — так дурак! Как в очках — так жулик!
Я тоже засмеялся:
— Встать!!! Вы арестованы!
Сережа опять засмеялся, весь вытаращился, надулся и застыл.
— Отвечайте, — снова заорал я, — где вы были вчера в пять часов вечера? Только говорите всю правду! Нам все равно все известно!
Сережа вдруг замахал руками, загримасничал и замычал. Все ясно. Он глухонемой.
— Ну ладно, — перестал я смеяться, — пошли. Ты уже все слышишь.
— А ты уже не горбатый. — Сережа тоже успокоился. — А ты не расскажешь маме?
— Маме?! Конечно расскажу. А как же?.. (Сережа внимательно на меня посмотрел.) Что, перетрухал?.. Ну че там у вас произошло?
— А это не я. — Сережа насупился. — Это они. Они научили.
Я спросил:
— Ну а ты?
Сережа поморщился:
— А они смеялись.
Я сказал:
— Ну ладно. С ними я еще поговорю.
Сережа снова остановился и потянул меня за локоть:
— Да... за... в со... пя... Угадай, что я сказал?
Я засмеялся:
— Подумаешь! Удивил козла капустой... Давай зайдем в “сорок пятый”.
Сережа тоже засмеялся:
— Правильно. А как ты узнал?
— А вот так.
И нас чуть не сшибли два грузчика. Они орали: “Па-берегись!..” — и тащили в открытую дверь ящики.
Ящики оказались с вином, и пришлось занять очередь. Продавщица пересчитала каждый ящик и стала отпускать.
Я засунул бутылку за пазуху, и Сережа опять потянул меня за рукав. Мы подошли к лотку.
Я купил Сереже мороженое, и мы с ним снова вышли на улицу. Нам навстречу, нагнув голову, бежала собака. Собака была так себе, черная и немного кудрявая. Она увернулась от машины и озабоченно побежала дальше.
— Фи-у-фи-у-фи-у... — посвистел Сережа, и собака оглянулась и завиляла на ходу хвостом.
— А я ее знаю, — сказал Сережа, — это Пират.
…У Нины Ивановны все еще продолжается “заплыв”, и поэтому Витенька сегодня не в духе. К восьми часам вечера Витенька вообще не в своей тарелке, в особенности — когда ему представляется ресторан. Все наслаждаются музыкой и танцуют, а у Витеньки — комендантский час. После восьми вечера ему запрещено появляться в общественных местах. И так еще почти целый год.
Читать дальше
