Николай Климонтович. Сложная поза беллетриста. — “НГ Ex libris”, 2004, № 20, 3 июня.
Долго ругает критиков и издателей. Вообще критиков и вообще издателей. “К сожалению, можно при усилии памяти назвать лишь два-три критических имени, обладатели которых ведут свое дело добросовестно. Они приближаются по своим методам к исследователям, скажем, к немногочисленным западным славистам”. Но и этих имен не называет.
Олег Клинг. Вишневый сад как райский. Божественная комедия Антона Павловича Чехова. — “НГ Ex libris”, 2004, № 26, 15 июля.
“Каждому из героев, кто не исполнил предназначения „хранить” свой сад, предстояло нести на себе высшее наказание, уготованное Адаму: „...в поте лица будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься...” (Бытие, 3, 19)”.
Анатолий Кобенков. Жив курилка. — “Сибирские огни”, Новосибирск, 2004, № 5 .
…Кто снится уходящему из жизни
курильщику? Вы думаете — Черчилль
с пришпиленной к губе своей сигарой
иль трубка, за которой ходит Сталин
(куда она, туда свернет и он)?
Вот и ошиблись, ибо — “что ему Гекуба
и что Гекубе он”? Обыкновенно
курильщику, бегущему от жизни,
и женщины являются, и дети,
которых он — то спички потерявши,
а то и трубку, взял да напридумал:
не покурить, так хоть поговорить.
Они над ним, почти уже погасшим,
на крылышках табачных пролетают,
в руках у них табачные колечки,
в устах — гобои папы Петерсона,
в зубах — свирели папы Савинелли,
а меж ключиц — биг-беновский тромбон…
Кирилл Кобрин. Ненужная Лидия Гинзбург. “Система плодотворных односторонностей” в эпоху неплодотворной эклектики. — “Неприкосновенный запас”, 2004, № 2 (34) .
“Главное, что унаследовала Гинзбург от XIX века, — представление о должном, понятие „нормы””.
“<���…> именно логика, метод, тотальность их применения, страсть к закономерности, само устройство „мыслительного аппарата” Лидии Гинзбург стали основной причиной ее „ненужности” в России 1990-х годов”.
Андрей Ковалев. Введение в художественную политэкономию эпохи “застоя”. — “АртХроника/ ArtChronika ”, 2004, № 2 .
“В историографии русского искусства ХХ века уже вроде нет темных пятен. Но так называемый суровый стиль до сих пор остается „волчьей ямой” для всякого историка. <���…> Дело в том, что под понятием „суровый стиль” числятся сразу два исторических явления. Если не бояться откровенно политизированных терминов, то в данном случае мы имеем два стиля, соответствующих двум эпохам — „оттепели” и „застою””.
“На институциональном уровне ситуацию обычно принято описывать как непримиримую борьбу прогрессивного „левого МОСХа” с консервативной Академией художеств. Но исторические реалии говорят совсем о другом. Группировке во главе с Николаем Андроновым и Павлом Никоновым удалось выскользнуть из навязанной „консерваторами” конкурентной борьбы за идеологический заказ, открыв, по сути дела, новый вид производства. Цена вопроса была очень высока: на „художественные нужды” выделялось 2 % от валового оборота предприятия. Очевидно, что при новом переделе рынка, происходившем в конце 60 — начале 70-х, „левый МОСХ” опирался на соратников по неудавшейся хрущевской модернизации, на новых директоров. Группировке удалось захватить контроль над секциями декоративно-прикладного искусства, самой прибыльной отраслью художественного производства, „академикам” остались только традиционные „идеологические” заказы, объем которых был просто несопоставим с размахом монументальных работ. Даже простой стилистический анализ говорит о том, что бесконечные мозаики и фрески в заводоуправлениях, домах культуры и станциях метро восходят к образцам, разработанным Андроновым, Никоновым, Элькониным и их соратниками”.
И среди прочего: “Заметим, что Зураб Церетели также происходит из среды советских монументалистов либерального толка. Большой производственный опыт в области украшения рекреативных пространств и позволил ему приватизировать оформление государственной идеи современной России. Важно также, что он тоже [как и Таир Салахов] не принадлежит к титульной нации, поэтому избегает шовинизма и изоляционизма (курсив мой. — А. В. )”.
Читать дальше
