Мануэла Гретковская. Полька. Роман. Перевод с польского И. Е. Адельгейм. М., АСТ, 2003, 348 стр.
А вот здесь и с любовью все в порядке, и зло отступает куда-то далеко-далеко. Гретковской осуществлен уникальный опыт описания как удачной творческой самореализации, так и современного счастливого творческого союза мужчины и женщины. “Размышляю, что же самое прекрасное в нашей с Петром жизни, несмотря на безумные недоразумения, ссоры, клыки и когти, порой выпускаемые из-под блестящего меха добрых намерений. Уверенность, что мы не обязаны быть вместе, и сознание того, что быть вместе стоит. В отчаянии доходишь до крайней точки рассудка и начинаешь сначала”. Чем и впечатляет прежде всего книга — беллетризированный дневник, который героиня-писательница (она же, судя по всему, автор) ведет в течение девяти месяцев, от момента, когда постепенно выясняется факт беременности, до рождения девочки Полечки в апреле 2001 года (в честь ее и названа книжка). В книге много игры ума и немало здравого смысла. Главная на месяцы беременности тема жизни героини непринужденно дополняется массой других, создающих польско-шведский контекст житья-бытья современного европейского литератора, свободного интеллектуала, сценариста и журналиста-фриланса. Героиня овладела наукой совмещения творческих полетов с работой на рынок, нисколько не жертвуя самой собой. Богемный стиль жизни, путешествия и болтовня умело соединяются с систематическим трудом. Гретковской тесновато среди мирных обывателей и в Польше, и в Швеции. Из-под ее пера выходит что-то такое: “„Польша — отчизна говнюков” — Виткаций. Каждую неделю — очередная польская сенсация, импульс, гальванизирующий дохлую лягушку. На следующей неделе — все забыто. Без суда, приговора и следствия (а раньше — „чести”). В частной жизни то же самое <���…> Ничто не доводится до конца, счета перепутаны, обещания не выполнены. Банки-обманщики, секретарши-недоучки…” Ну и так далее, а сразу после этого риторического пассажа — “Я готова, наболела к родам. У Польки уже тоже все готово. У меня появляется сонное желание извлечь ее из дырочки между ног собственными руками”… Пишут, что Гретковская — знамя польского феминизма. Может быть. Хотя не факт, что она претендует на роль знамени. Однако в смелом, творческом стиле жизни ей не откажешь. Ее книга подкупает абсолютной естественностью интонации, умением без ханжеских (или еще каких-то там) умолчаний, но и не пошло рассказать о том, что происходит с женщиной, когда она вынашивает ребенка. И еще кой-какими вольностями.
Владета Йеротич. Психологическое и религиозное бытие человека. Перевод с сербского Александра Закуренко. М., Библейско-богословский институт св. апостола Андрея, 2004, 210 стр.
Начну с большой цитаты, потому как в этом отрывке из книги сербского психолога Йеротича содержится принципиальный вопрос, адресуемый им себе самому. “Некий исламский интеллектуал сообщил с одной из белградских трибун, что христианство есть самый красивый сон, который когда-либо видело человечество, но это только сон. Ислам же призван, по словам своего пророка Мухаммеда, организовывать наилучшим образом земную жизнь, не отрицая при этом существование жизни небесной. Один немецкий современный психолог в ответ несколько иронично заметил, что христианство уже давно предоставило все земные царства, во-первых, разнообразным земным тиранам, а сверх этого, в настоящее время, еще и науке. Далее, о потребностях тела и телесного человека заботятся наука, экономика и будущая объединенная Европа. Душу человеческую христианство предоставило в распоряжение психологам и психиатрам — пусть уж они. Копаясь в бессознательной человеческой душе, от души рассекают и распарывают все слои человека: от индивидуального через семейный и национальный — до коллективного бессознательного. Что же осталось христианству и христианской Церкви? Видимо, только забота о человеческом духе и о будущей потусторонней жизни…” Йеротичу не нравятся эти расколы и отколы в целокупной христианской миссии земного бытия человека. И он по-своему отвечает на вопрос о миссии человека и Церкви. Как православный мыслитель — настаивает на необходимости активного присутствия человека в мире, преображении им себя и истории. Как профессионал — пытается дать христианскую интерпретацию современного психоанализа, опираясь прежде всего на юнгианскую теорию индивидуации. В контексте этих целей получают смысл главные идеи Йеротича: о неврозе как шансе на созревание и становление личности и даже на пробуждение в себе “архетипа спасителя”, о художественном творчестве как разрешении внутреннего конфликта, о значении боли и о болезни как стимуле к вопрошанию смысла, о трех аспектах современного человека (языческом, ветхозаветном и новозаветном), о проблематичной актуальности богомильства (дуализма), о трактовке либидо как прафеномена, вовсе не обязательно обремененного сексуальной и агрессивной энергиями… Тщательно проработанные, глубокие и тонкие мысли Йеротича, его широчайшая, легко актуализируемая эрудированность обеспечивают содержательность этого текста. “Зрелость, — пишет Йеротич, — есть гармоничная и даже ритмически организованная взаимозаменяемость вовременивания, под которым я понимаю полное и активное присутствие во временной реальности бытия, с разовремениванием — понятием, под которым я разумею не бегство от времени, не полное отрицание времени, но обретенную позволительным, естественным способом передышку от времени <���…> в период сна или во время художественного созидания, в минуты истинно переживаемой любви и в мгновенья аутентичного религиозного переживания”. В предисловии епископа Иринея Бачского книга Йеротича названа лекарством против богословского манихейства и психологического несторианства. Действительно, на фоне фундаменталистской инфантильности нынешнего религиозного сознания (и в массе, и нередко у идеологов) эта книга представляет собой редкий плод религиозного поиска, исходящего из неизбежности и возможной продуктивности противоречий. По-настоящему современный опыт раздумий о связи религии и науки, о формировании личности как воплощенной свободы и “иконы будущего”.
Читать дальше
