Но ответа он не дождался — отрубился.
Брюх проснулся оттого, что кто-то держал его за руку. Хроноп открыл глаза. Чужая обстановка. Мысли из хаотической беготни черепашьим шагом переходили к стройному порядку. Майор-отставник. Много бухла. Убийство Кирова в тридцать четвертом. Гражданская война в две тысячи тринадцатом. Бредятина.
Рябов, заметив, что Брюх открыл глаза, отпустил его руку и стал извиняться:
— Простите, я хиромант-любитель и поэтому не пропускаю случая потренироваться по чужим ладоням. Вчера, когда вы уснули, я положил вас у себя, не стал переносить.
— А что у меня с ладонью? — Брюх словно впервые увидел линии.
— Если бы ладонь могла говорить за хозяина, то ваша возопила бы о том, что вам комфортно лишь в то время, когда вы полностью управляете процессом. Вы устраиваете вихрь событий, и он настолько мощный, что многих и многих включает в свою орбиту. Но если что-то идет не по-вашему, вы беситесь. Такой характер.
— Неужели? — Брюх дотянулся до банки с рассолом, ему получшело.
— Мучиться вы будете до пятидесяти четырех лет. А потом все самым прекрасным образом наладится. Боль пройдет. Проблемы истончатся. Препятствия растают. Это, кстати, согласуется с моей теорией — если в первой части жизни все шло как-то ни шатко ни валко, значит, во второй пойдет все как по маслу.
— В пятьдесят четыре года? Вы шутите? Через тридцать лет? На хрен это все тогда?
Майор тоже отхлебнул рассола.
— Сегодня вам в это трудно поверить, но и тогда еще жизнь будет. Правда, непростая. Последствия гражданской войны. Вчера я рассказал вам о том, что будет предшествовать войне тринадцатого года. Сейчас, если вы не торопитесь, скажу, что случится затем.
Брюх попытался обнаружить часы в квартире Рябова. Не нашел и расслабился.
— Суббота. Торопиться некуда. — Майор сел поудобнее, взял вчерашний рисунок. — Тринадцатому году нового столетия соответствует дата — тысяча пятьсот восемьдесят первый год. Правда, как вы понимаете, за это время День несколько раз превращался в Ночь. Так вот именно в тысяча пятьсот восемьдесят первом году Иван Грозный разрешил Строгановым, главным промышленникам Урала, набрать вольных казаков для защиты поселений на реке Чусовой от татарских набегов. Отряд составляли вольные казаки — волжские, донские и терекские. Возглавил же отряд вольнонаемных казаков… кто? Ну же, кто? Вы должны знать! Ермак Тимофеевич, знаменитейший завоеватель Сибири! Страна прирастала Сибирью. Но после гражданской войны тринадцатого года таежная вольница полностью выйдет из состава России. Сибирь отойдет… ну, допустим, Китаю… Кто смел будет, к тому и отойдет. Придется нам учить иероглифы.
Виссарион Игоревич откашлялся.
— А волнения в России десятых годов следующего столетия приведут…
— А что за волнения?
— Вы считаете, что переход к частной собственности в восемьдесят девятом произойдет безболезненно? Передел богатств. Обнищание одних, обогащение других, отсутствие справедливости. Но вот что любопытно, волнения начнутся не где-нибудь, а прямо на Автозаводе. Да! Нас сейчас отделяет от места рождения очередной смуты всего несколько километров. Стоит переплыть Оку… Помните смуту, когда нижегородец Козьма Минин спас наших предков? Спас от полчищ поляков и литовцев? Так вот в нашем времени случится событие с обратным знаком — внешние силы разорят наш город. И еще одно мое озарение — если в эпоху Рюриков семь воевод собрали Русь, то теперь другие семь — развалят.
— Вы работаете на Воробьевке? — повторил вопрос хроноп.
— Конечно нет. Если вы помните, вчера вы уже интересовались этим. А значит, также и должны помнить, что вместо политического ГУЛАГа грядет ГУЛАГ…
— …экономический. Да, я помню. И что?
— Что? Власть будет преследовать не столько политических противников, а таковые будут, но ничего серьезного они сделать не смогут, потому что будут думать только о деньгах. Власть будет преследовать бизнесменов. Но вот что любопытно. Капиталы-то у них отберут, но жизнь всем сохранят. Ведь все, что будет твориться в Ночи, — это фарс, все не по-настоящему.
— Даже гражданская война?
— Увы. Война будет настоящая. Я еще не объяснил, почему заваруха начнется в Горьком. Все потому, что Горький — самое слабое звено в Советском Союзе. Активность населения на нуле. Центр доит нас едва ли не больше всех. Из “кармана” России мы превратились в дотационный район. Городскому голове не дают ничего контролировать, кроме уборки города. Да он и сам живет глубоко в гетто.
Читать дальше
