Имена заменят набором чисел,
на слова немой наложа запрет, —
первого, кто выю свою возвысил,
трижды обезглавят, — и петел вспет.
Истину забрызгают грязной ложью,
опорочат верность и чистоту, —
как ни уповай на десницу Божью,
сколько ни удерживай речь во рту.
Корни вширь и вглубь разрастутся блуда,
в лист и в цвет ветвей вознося размах, —
дщерь царя родит без главы верблюда,
с осемью ногами, о трех горбах.
Красные, восстав, пересилят белых
и рассеют зернами по земли,
дабы в чуждых им и в родных пределах
прорастать, не ведая, где взошли.
К рылья рукотворные взроют небо,
плавники глубь моря прорвут насквозь,
молока искусственного и хлеба
вдоволь, — мировая же хрустнет ось.
К то меняет кожу и ходит задом,
у кого единственный глаз во лбу,
станет управлять человечьим стадом,
усмиря поднявшихся на борьбу.
Левый берег выйдет войной на правый,
дабы звался верхом повсюду низ, —
под воду, не справившись с переправой,
и поодаль земли уйдут, и близ.
Лестница падет должностей и званий,
грады сократятся до деревень,
вслед за веком скорби — всего нежданней —
каждый обретет наслаждений день.
Лучше бы земному с небесным войском
не тягаться, чтоб не терпеть вреда,
но в порыве дерзостном и геройском
не бывает разума никогда.
Людям на земле обитать не боле
семисот веков — и сойти на нет,
дрогнув от другим причиненной боли
и представ пред строгим судом планет.
Мнимые богатства преумножая,
сговорятся истинными небречь, —
сбор страданий быстрого урожая
всколыхнет замедлившуюся речь.
Множества полягут на поле брани,
от обеих высланные сторон, —
в каждой — там чуть позже, а здесь чуть ране —
треснет и в куски распадется трон.
Может разориться богач, а нищий
вверх пойти, — пребудут, хоть натощак
их держи, хоть вскармливай лучшей пищей,
мудрецом — мудрец, дураком — дурак.
Мудрость перед глупостью на коленях
пресмыкаться вынуждена в пыли,
дабы от нашествия медных денег
сохранить серебряные рубли.
Начато не мной, завершиться может
от исчезновения моего
через вечность, — старое Бог вничтожит,
возвеличит новое естество.
Нерушимый приступом взявши замок,
крови припустившиеся на зов
как самцы безмездно покроют самок,
что родят убийц для своих отцов.
Нечего терять, расставаться не с чем
душам, не обретшим упругих тел, —
пребывать в незнании вечно вещем,
не пытаясь вырваться за предел.
Новые всплывут пузырями люди
из глухих глубин, где гнездится мгла,
на поверхность — жить, не молясь о чуде
и не различая добра и зла.
Облако, сгустясь, обернется тучей,
дожжь ниспосылающей, град и снег,
но, из недр огонь возгоняя жгучий,
суша восстановится без помех.
Обмелеет речь — и словам истертым
галькой однобоко торчать из той, —
кто вернет им смысл, безнадежно мертвым,
и пробудит к жизни, какой святой?
Общей мятежи завершатся смутой,
где ни правых, ни виноватых несть:
разодетым — голый, босым — обутый,
потерявшим станет имевший честь.
Острый слух вперяй в отголоски Рая,
отзвукам надмирной борьбы внемли, —
сказанное — сбудется, невзирая,
слышен гул небес или нет с земли.
П одлинная жизнь пополнее мнимой
и на вечность целую подлинней, —
отреши рассудок и душу вымой,
смертный, прежде чем говорить о ней.
Праведным обычаям и законам
изменив и выступив поперек,
новый повелитель над старым троном
Читать дальше
