Можно, конечно, тихонечко лечь на пол и поползти — в таком случае он меня, конечно, не достанет. Но здесь в дело вступает вторая беда.
Гранатометчик. С ним — гранатометчик. Это обязательно. Потому что ходят они по двое — по трое. Поэтому, если вспышки моих затяжек на балконе прекратятся, следующий их шаг — граната в окно, где спит все мое отделение, а потом вторая граната в окно той комнаты, по которой буду ползти я. Это уж по-любому.
Здесь, пожалуй, надо сделать отступление и расписать всю диспозицию — как я оказался на этом дурацком балконе, как мы оказались в этой дурацкой квартире всеми окнами во фронт, почему наша спальня лишь завешена одеялом и светится, как Манхэттен, и почему я не могу шепотом позвать моих долбогрызов товарищей и всем потихоньку не слинять из этой квартиры на пятый этаж и не вмазать из всех стволов и из “шмеля” по окнам в доме напротив.
На ночь роте нарезали три одноподъездные девятиэтажки, стоящие друг за другом. Нашему отделению досталась средняя. Спереди было отделение Шепеля, сзади — Игоря, кажется. Мы вроде как оказались в тылу — спереди наши, сзади наши, справа наши, слева — улица и за ней полукилометровый пустырь, не подобраться. Поэтому квартиру выбирали не по науке, а по комфортабельности. Остановились в двухкомнатной на третьем этаже, с огромной кроватью, паркетом на растопку и уже установленной чехами паршивенькой печуркой. Завесили окна одеялами, вывели трубу, натопили. Ташкент. Красота. “Шератон Палас”.
Но с наступлением темноты отделение Шепеля почему-то снимают и перебрасывают вправо. Мы оказываемся первыми. Все окна квартиры во фронт, печка кочегарит на всю Чечню, шумели мы не таясь — спереди-то наши были, в общем: ночь, чехи, жопа. Искать другую квартиру уже поздно, надо просто сваливать наверх и сидеть всю ночь на фишке без тепла и печки.
В отделении на тот момент были постоянные терки. Оно не было единым целым, не было единым организмом. Мы с Шишигиным были вроде как вдвоем. Король еще с одним контрабасом, Славкой, тоже вдвоем. Молодой не в счет. Вася-сапожник вообще вроде как сам по себе. В общем, говенное отделение, что там говорить. Обреченное. Отделение мудаков. Все время гавкались. Жили на ножах, ссоры вспыхивали как спички. За оружие хватались постоянно. А началось это с Короля.
“А, похрен” — это был его девиз. Пацаны, надо сменить квартиру. А, похрен… Пацаны, там чехи. А, похрен…
Пришел ротный, привел саперов. Сказал Королю дать людей. Я вызвался сам. Протянули маскхалат. Часа полтора ползали по снегу, ставили растяжки с “монками”. За несколько домов перед нами взлетела осветилка. Саперы попадали. Я остался стоять, только шагнул на всякий пожарный за дерево — вы чего, мужики, это ж наши! “Какие наши, придурок, мы первые…” — зашипел ротный. Стало жутко. При каждой ракете тыкались мордой в снег. Стали постреливать — еще не по нам, правда. Совсем обнаглели, суки.
Эти полтора часа войны были одними из самых запомнившихся. Было действительно страшно. Сталинград. Форсирование Днепра. Образовалась какая-никакая линия фронта. Чехи — вон они, впереди. И драпать не собираются. Пока саперы еще ползают, нас вроде много, но сейчас они доставят свои “монки” и уйдут…
Когда саперы ушли и я вернулся, то отделение… лежало в кровати! Никто попросту не захотел уходить! И как мы с Шишигиным их ни материли, никто не стронулся с места.
Вместо этого они забаррикадировали дверь, полудурки.
Тут надо сделать еще одно отступление. Днем, когда мы устанавливали печку, в окне этого чертового дома напротив показался Берия. Сказал, что в пятиэтажке перед ними ходят какие-то люди с повязками на головах. Спросил, не знаю ли я, кто такие. Я уточнил, какого цвета повязки. Белые. Отличительный признак федералов — белая повязка на рукаве. А у этих — на башке. Хрен их разберет с местными обычаями. Царандой, наверное, гантамировцы. Берия улыбнулся как-то странно и ушел.
За Берией нужно было приглядывать — парень нормальный, но “слон” еще. Поэтому, бывает, притормаживает. Не может самостоятельно принять решения. Однажды он с такой вот улыбкой вернулся с фишки, растолкал сменщика: “Фишку запалили. Из граника вмазали. В стену легла. Иди, твоя очередь…”
Но чего мне париться — впереди же свои. Шепель — парень шаристый, голова на плечах имеется, сам все сделает как надо. А мы вообще в тылу.
Читать дальше
