И тут я вспомнил его внешность, его манеру затягивать меня в свою колею размышлений, его откровенную безбожность. Даже просто манера говорить как-то насторожила меня. Вспомнил я и черного пуделя, и разноглазого, прихрамывающего мужчину с тростью, имевшей набалдашник в виде собачьей головы.
Поза отдыха
Я надел самые точеные, все в дырах, настоящие, привезенные из Америки джинсы. Я надел пожарно-алый свитер. Я надел грубые черные кроссовки, красную кепку, на которой сзади крупными серебристыми буквами выбито “KANADA”. А сверху накинул черное классическое пальто. На пальцы левой руки напялил четыре рок-н-ролльных кольца: птичий череп, лягушку, крокодила, змею.
— Нормальный прикид.
Все это я сделал потому, что в доме появилась эта мелкая металлическая сволочь “ниссан микра”. Спасибо великой Родине. На ее необъятной территории можно получить теперь автокредит. Денег все равно нету.
Когда я исчезал в недрах черного “мерина” или садился в служебную “Волгу”, я одевался как все нормальные люди.
Сейчас я лишен такой возможности. Сидеть за рулем этого наглого самурая можно, только имея маргинальный прикид.
Короче, я стал ездить.
Это означает, что немного ушла убийственная усталость.
Это означает, что я перестал жрать по шесть таблеток седативы перед тем, как уснуть через боль.
Это означает, что и боль сама по себе утихла, сжалась в стальной шарик, который так и висит в левом боку.
Это означает, что друзья-врачи подобрали мне правильные антидепрессанты, снимающие страх, но не вызывающие сонливость. Теперь я могу думать, писать. Могу не бояться выйти на улицу и сесть за руль этого жукоподобного уродца.
Мне позвонил товарищ и предложил работу в журнале. Смешно сказать, за какие деньги, но по специальности. Специальность называется — литературный бандитизм. Теперь я могу свободно превращать в жизнь свои дебильные, ненавидимые массой людей проекты. Правда, полный отказ от мата. Я согласился.
Это означает, что я вернулся в мир плохо отделанных офисов, полубезумных секретарш, сопящих, дурно пахнущих юных искателей материальных благ, вечно вмазанных начальников, которых у меня и не было никогда. Клал я на всех. Я сам начальник.
Появились обязательства и обязанности. Прикольно. Я обленился до предела. Работать мне не хочется, но это способ выздоровления, а потом, это не так уж противно, особенно если учесть суть моих занятий.
Что-то изменилось. Наступила пауза. Затишье. Все еще впереди. То, что происходит, — не закономерность, а частность. Это то, что я высосал из истлевших мослов жизни. Это не сок. Это мертвая слизь.
Меня ждут там, откуда я так бегу. Они забыли обо мне, но я в списках. Я в регистрационных картах, историях болезни, назначенных обследованиях. Я отмечен.
Тем не менее наконец-то я смог найти позу отдыха. Раньше это сделать было невозможно. В любом положении мне было мучительно и больно.
А теперь я подкладываю высоко к спинке кровати две здоровенные подушки, откидываюсь на них всем телом, слегка сгибаю ноги и сижу. Долго-долго. И у меня не болит.
Просьбы
Мама отправилась сегодня в Храм. Пошла приложиться к христианским Святыням, привезенным в город на этой неделе. Она специально выбрала время, чтобы сделать это не по пути куда-то, например на базар, не в удачный момент случайного своего попадания в эту часть города. Нет вовсе. На мое предложение подвезти ее она ответила:
— Спасибо, конечно. Но не надо. Я настроюсь, выберу день и пойду. Может быть, пешком.
Какой из нее путешественник?.. Легкие больны, сердце еле телепается, ноги не идут.
Перечить я не стал. Я ее понял. Только попросил про себя: не торопись, не промокни под дождем. Переходи повнимательнее улицу…
О чем она просила Спасителя в Храме? О моем выздоровлении? Да, конечно. Она просила об этом. Наверное, плакала. Может быть, она просила о даровании себе самой скорой и немучительной смерти, чтобы не видеть, как медленно гасну я, и оставить этот свет белый прежде своего сына. Это естественно. Родители не должны переживать детей. Не знаю, о чем она еще просила. Да и знать мне не надо.
Сегодня же я ездил просить партнера по бывшему совместному бизнесу не делать финансовой разборки со мной и простить мне небольшую сумму задолженности. Это задолженность по браку, допущенному мной на объекте. Для меня такие деньги сейчас велики, а для него ничего не значат. Он отказал мне в просьбе.
Читать дальше
