И прежде и теперь в глубине души она не хотела, чтобы старший сын ввязывался в политику — депутатство ли, мэрство. Работал бы и работал с тем, что есть. Но он — молод, энергичен. Ему хочется большего. Это естественно. Для него. А вот для матери это еще одна нелегкая ноша. А она и теперь чувствовала тяжкую усталость, словно навалилось все разом — не только последнего месяца напряжение, материнская боль и страх, но еще и прошлое, близкое и далекое. Все разом, потому что разговоры с Ильей, его какие-то по-детски простодушные речи невольно поднимали в душе такое же подспудно-естественное, тоже, на первый взгляд, детское: “Господи... А в самом деле?..”
Ее называли когда-то “железной Марьей”. Но она была просто женщиной. С твердым характером, но женщиной. На работе — Марья. А дома — ласковая мама, Маша, Машурочка — для мужа, Маняша — для покойных родителей. Но прошлое ушло и словно забылось. Маняшей, Машей, Ма-шурочкой ее давно никто не зовет. И вот уже долгие годы она — лишь “железная” Марья Хабарова. Без отдыха и без продыха, без мужа и без родителей. А ведь порой просила душа иного — защиты, сочувствия, ласки, тепла. Как сейчас, например. Как весь этот месяц. А может быть, как все эти годы, когда усталость копится и копится. Все тяжелей и тяжелей душе, и телу, и сердцу, вовсе не железному, а обычному, женскому, бабьему. И может быть, прав Илья, пусть не во всем? Но в чем-то и прав. Надо оставить дела и пожить спокойно. Она это заработала, заслужила: отдых, покой. Ведь годы летят. Их уже и считать не хочется.
Конечно, не бросишь вожжи прямо так, на скаку. Но можно продать часть холдинга, оставив Алексею то, что ему по силам. Пусть работает.
Она не выдержала и пошла к старшему сыну, который еще не спал и понял ее с полслова:
— Плюшкиных речей наслушалась? И тоже начинаешь...
— Наслушалась. Что? Запретить ему говорить?
— Наговорить можно много. Тем более с Плюшкиным образованием. Он бы подумал, марксист, на чьи труды живет. Питерская квартира, одеж да, деньги, поездки? На свою зарплатишку ассистентскую?
— Не надо его в этом упрекать, — жестко ответила мать. — Он — мой сын.
— Я не упрекаю. Он — мой брат, младший. И я люблю Илюшку. Но ты должна понять, что у него сейчас стресс. И все, что он говорит, все это — милые глупости. Ну, давай его послушаем и все бросим. И кто нас будет кормить?
— Алеша, мы перед ним виноваты, он страдал за нас, — мягко, про никновенно, обнимая сына, сказала мать. — И мы должны его слушать. Кому он еще скажет? Пусть говорит. И еще ты должен понять, что в его речах есть правда. Оттого и в сердце заноза. Я ведь действительно как белка в колесе. И сколько уже лет? Вначале была необходимость. А потом? Наверно, и впрямь инерция или ненужный азарт. Мне ведь многого не надо. Значит, только для вас. А Илюша говорит, что и ему не надо.
— Пусть поживет на зарплату, тогда все поймет.
— Прекрати! И эта затея с выборами мне тоже не нравится. Не стоило туда лезть.
— Мамочка... — сказал Алексей, поняв, что матери сейчас перечить нельзя. — Мамочка, успокойся... — Но и оставлять ее в таких вот сомне ниях тоже было нельзя, и он стал говорить мягко, ласково: — Мамочка, я тебя понимаю. Ты — действительно не железная и работала все эти годы без отдыха, на износ. Ты устала. А тут еще с Илюшкой беда. Все понимаю, мамочка. Но, пожалуйста, не теряй головы. Ты ведь прекрасно знаешь, за чем я хочу стать мэром. У меня нет начальственных амбиций. Повторю то, что ты знаешь из опыта, формула отца наших реформ: “Если у тебя есть собственность, но нет власти, ты потеряешь собственность. Если у тебя есть власть, то у тебя будет и собственность”.
Алексей не стал напоминать матери, что в свое время она стала Хабаровой еще и потому, что была у власти, работая в обкоме партии, и вовремя ушла оттуда не куда-нибудь, а в трест “Хлебопродукты”. Сейчас она об этом подзабыла; и не время ей напоминать. Он ей напомнил другое:
— Разве не видно, как нас пытаются выжать? Областной земельный на лог. Сумма выкупа. Отмена скидок на социальный товар. Откуда это идет? От власти. Зачем Лисицын пошел в областную думу? У него такой бизнес! Потому и пошел: охранять его и приумножать. А Усманов? А наш водочный король? И какой он себе закончик сразу провел. Всех конкурентов — за борт. А молодцовская группа? У них семь депутатов в кармане. Просьба к тебе, может быть, последняя. Постараюсь, чтобы была последней. Мама, прошу тебя: помоги мне с выборами. Ведь мне еще долго жить и работать. После выборов, при любом исходе... Но мы должны победить! После выборов ты будешь отдыхать два-три месяца. И если захочешь, обдуманно отойдешь от дел. Обдуманно. Постепенно. Определимся, может быть, пересмотрим некоторые направления, сузимся. Сделаем так, как захочешь. Но сейчас, я прошу тебя, не бросай меня. Ты ведь знаешь, как мне будет трудно. Не оставляй меня одного, мамочка, — просил он.
Читать дальше
