А вот другой пример, реакция Александры Осиповны на прочитанное Пушкиным новое сочинение: “Потом он прочел мне под строгим секретом очень оригинальную вещь: „Летопись села Горюхина”. Это Россия! Я сказала ему: „Цензура не пропустит этого. Она угадает”” (стр. 56 — 57).
Такое восприятие повести не могло быть заимствовано из литературного источника, так как стало утверждаться в пушкинистике лишь в ХХ веке, то есть намного позже выхода “Записок”12.
В другой записи рассказывается о встрече Пушкина с сестрой Батюшкова: “Пушкин встретил у меня Жюли (Батюшкову, тоже фрейлину. — В. Е. ), и когда она уехала, разговор зашел об ее брате и об его стихотворениях. Пушкин находит их очень музыкальными, почти столь же музыкальными, как стихи Жуковского. Он продекламировал мне стихотворение, конец которого ему особенно нравится.
Он пел; у ног шумела Рона,
В ней месяц трепетал;
И на златых верхах Лиона
Луч солнца догорал…
Я заметила, что и меня восхищает мелодичность этих чудных стихов…” (стр. 212 — 213).
Напомним, что на полях 2-й части “Опытов в стихах и прозе” К. Н. Батюшкова Пушкин отметил, что “Пленный” (стихотворение Батюшкова) “полон прекрасными стихами”, а напротив его завершающих строф, к которым может быть отнесена и приведенная в “Записках” строфа, есть пушкинская помета: “прекрасно” (ХII, 266).
При этом пушкинские “Заметки на полях 2-й части „Опытов в стихах и прозе” К. Н. Батюшкова” впервые были опубликованы Л. Н. Майковым в 1899 году, то есть уже после выхода “Записок”.
А вот запись Александры Осиповны о вожде Южного общества декабристов: “Говоря о Пестеле, великий князь (Михаил Павлович. — В. Е. ) сказал: „У него не было ни сердца, ни увлечения; это человек холодный, педант, резонер, умный, но парадоксальный и без установившихся принципов”. Искра (Пушкин. — В. Е. ) сказал, что он был возмущен рапортом Пестеля насчет этеристов, когда Дибич послал его в Скуляны . Он тогда выдал их. Великий князь ответил: „Вы видите, я имею основание говорить, что это был человек без твердых убеждений”” (стр. 65 — 66; курсив мой. — В. Е. ).
Сравним с дневниковой записью Пушкина от 24 ноября 1833 года: “…Это был Суццо, бывший молдавский господарь. Он теперь посланником в Париже; не знаю еще, зачем здесь. Он напомнил мне, что в 1821 году был я у него в Кишиневе вместе с Пестелем. Я рассказал ему, каким образом Пестель обманул его и предал этерию, представя ее императору Александру отраслию карбонаризма” (ХII, 314).
Прозвучавшая здесь характеристика Пестеля полностью совпадает с нашим представлением о нем, изложенным в статье об историческом подтексте “Пиковой дамы”13. Более того, эта характеристика Пестеля подкрепляет наше (не высказанное в упомянутой статье за отсутствием хоть какого-нибудь обоснования) предположение, что эпиграф к главе IV повести, возможно, метит в Пестеля: “Homme sans moeurs et sans religion!” (VIII, 243).
Пушкинская дневниковая запись впервые опубликована в 1881 году в “Русском архиве”14, до выхода “Записок”, но в ней не упоминаются ни Дибич, ни Скуляны. Значит, и это сообщение (рассказ о Пестеле) не могло быть почерпнуто из указанного печатного источника.
Несомненный интерес представляет запись об “Арионе”: “…Арион (Пушкин. — В. Е. ) был очень опечален, хотя и спасся сам от крушения; в заключение он прочитал мне наизусть французские стихи об Арионе:
Jeune Arion, bannis la crainte,
Aborde aux rives de Corinthe;
Minerve aime ce doux rivage,
Periandre est digne de toi;
Et tes yeux y verront un sage
Assis sur le trфne d’un roi.
(Юный Арион, изгони из сердца страх,
Причаль к берегам Коринфа;
Минерва любит этот тихий берег,
Периандр достоин тебя;
И глаза твои узрят мудреца,
Восседающего на королевском престоле. — В. Е. )
Он прибавил: „Тот, кто говорил со мною в Москве как отец с сыном в 1826 году, и есть этот мудрец”. Как он оригинален; после этих слов лицо его прояснилось, и он сказал: „Арион пристал к берегу Коринфа”” (стр. 214 — 215).
Текст этот в свое время приводился Лернером в комментариях к пушкинскому стихотворению “Арион” в венгеровском издании собрания сочинений Пушкина15.
Как нам удалось установить, процитированные стихи об Арионе принадлежат П.-Д.-Э. Лебрену (1729 — 1807). Сочинения его “были хорошо известны молодому Пушкину”16. Знакомство с поэзией Лебрена прослеживается в ряде пушкинских стихотворений лицейской поры: “Монах” (1813), “Рассудок и любовь” (1814), “Осеннее утро” (1816), “Сон” (1816)17. Таким образом, приведенный фрагмент “Записок” вполне достоверен и представляет для нас несомненный интерес, хотя тон изложения оставляет ощущение некоторой нарочитости.
Читать дальше
