Но к 60-м годам валики уже совершенно износились, пошли трещинами, и новая перезапись с фонографа — будучи более точной — по качеству отличалась бы в разы от пленки 1940 года. Перезапись все же осуществили и именно по ней скорректировали ту предвоенную работу.
Результат Лев Шилов давал слушать современникам поэта, в том числе Августе Леонидовне Миклашевской. Все было сделано, кажется, верно.
В свое время Лев Алексеевич давал слушать эту запись — но уже с другими целями — артисту Театра на Таганке Владимиру Высоцкому. Теперь, когда слушаешь монолог Хлопуши в исполнении В. В., многое встает на свои места.
Владимир Маяковский. 1. “А вы могли бы?”. 2. “Послушайте!”. 3. “Гимн судье”. 4. “Военно-морская любовь”. 5. “Необычайное приключение…”.
О записях Маяковского, большую часть которых сделал также Бернштейн, известно много и написано много. Здесь следует упомянуть, что именно благодаря поиску оригиналов сотрудник Музея Маяковского Л. Шилов — в конце 50-х — впервые увидел своими глазами запущенную коллекцию Сергея Бернштейна. Прошло время, и он начал работать — и с ней, и с самим Сергеем Игнатьевичем.
Первый трек на диске, раннее стихотворение Маяковского “А вы могли бы?”, сегодня хоть как-то звучит целиком благодаря исключительно Василию Каменскому. Ветеран футуризма когда-то спас отбракованную ОТК первую пробную перепись голоса Маяковского, “сброшенную” уже в 1930 году на пластинку.
Осип Мандельштам. 1. “Нет, никогда, ничей я не был современник…”. 2. “Цыганка”. 3. “Я по лесенке приставной…”.
Два года назад Лев Шилов выпустил на CD большое собрание записей Осипа Мандельштама и размышлений о нем — его современников и потомков. Об этом мы, конечно, расскажем в очередном обзоре.
Я лишь еще раз напомню себе и читателю о временах, когда С. И. Бернштейн начинал свою работу. В те годы господствовала теория немецких исследователей, утверждавших, что говорить об интонации можно исходя из текста стихотворения. “[Однако] мы вправе утверждать, — писал профессор в 1927 году, — что „закон исполнения” в стихотворении не заложен; и даже более того, что нет единого закона исполнения какого бы то ни было стихотворения: для всякого стихотворения мыслим целый ряд не совпадающих между собой и в то же время эстетически законных декламационных интерпретаций. Произведение поэта лишь обуславливает известный замкнутый круг декламационных возможностей”.
Судя по воспоминаниям о Есенине, его “домашняя” манера разительно отличалась — в “мягкую”, задушевную сторону — от эстрадной. А у того же Мандельштама (который много думал и писал о звучании поэтической речи) “голос”, с которого он “работал”, держался одной и той же торжественной музыки.
О. Э., как известно, вообще считал, что поэзия по-настоящему живет лишь в звучании. Неудивительно, что он чрезвычайно ценил работу петербургского профессора Сергея Бернштейна.
Эдуард Багрицкий. Стихотворение А. Блока “Шаги командора”.
Вспоминаю, как волновался, говоря об этой записи, Александр Гордон, который пригласил осенью 2002 года Льва Шилова в свою (исчезнувшую ныне) авторскую ночную передачу. Очевидно, с давних времен А. Г. был “ушиблен” именно этим чтением. И я его понимаю: очень, очень красиво и драматично читал Блока одесский любитель птиц, астматик и книгочей.
Лев Алексеевич, помню, в конце передачи рассказывал об Анне Ахматовой, а Гордон попросил его почему-то закончить именно воспроизведением чтения Багрицкого (“И имя Анна, видите, прозвучало…”). Очень хотелось ему освежить старое впечатление.
Оба напряженно слушали чтение, пока не пошли титры. Было отчетливо видно, какое наслаждение, какой, извините, стресс получает наш известный телеведущий от грозного багрицкого звука.
Владимир Набоков. “К моей юности”.
Слушаем билингву: сначала по-английски — с пояснением на английском же, а потом и по-русски Набоков читает нам свое собственное стихотворение. Как говорила в подобных случаях Анна Ахматова: “Это очень ваше”.
Понять, когда записаны эти гр-р-рассирующие раскаты (слушая которые не знаешь, плакать или смеяться), — я не смог. Не помогла и малотиражная аудиокассета “Владимир Набоков”, выпущенная как методическое пособие Государственным Литературным музеем. На кассете, кстати, начертано помимо прочего: “Гарвардский университет”. Впрочем, думаю, что запись сделана в начале 50-х.
Читать дальше
