Виктор Пелевин. Священная книга оборотня. [Роман]. М., “Эксмо”, 2004, 381 стр.
В пятом номере “Нового мира” за этот год Дмитрий Полищук уже подробно рассказал о пелевинском сочинении. И сделал это говоря о Пелевине и с Пелевиным как посвященный. Наш рецензент, демонстративно исключая себя из круга тех “серьезных и состоявшихся в жизни людей”, которые воротят нос от “псевдовосточной поп-метафизики” (так автор “Оборотня”, следуя примеру Набокова и Галковского, брезгливо пародирует своих оппонентов), не побоялся принять эту самую “метафизику” за чистую монету, и думаю, что с полным основанием. Я же, присяжная читательница Виктора Пелевина, регулярно увеличивающая своими покупками его коммерческую выручку, к посвященным не отношусь. А все равно носа не ворочу и не могу удержаться, чтобы не вставить словечко.
Пелевин не гнушается простейшими средствами. Он реализует газетную метафору “оборотни в погонах” — и получается герой. Он использует скорее “Дело лис-оборотней” ван Зайчика (чьи создатели — подлинные знатоки китайских поверий), чем нечто аутентичное из анналов Поднебесной, — и получается героиня. Оба — обаятельны и умно озвучивают умные вещи (ум лисы — “как теннисная ракетка”, отбивающая чужие интеллектуальные подачи, ум эфэсбэшника-вервольфа — тоже). Обаятельны они главным образом потому, что нбелюди, не люди. Они куда симпатичнее пелевинских насекомых из давнего романа, которые были все-таки людьми — ущербными и недалекими умишком, по-человечески совершающими “свой героический слалом из известного места в могилу”. Я верю Пелевину, когда в известинском интервью он говорит, что испытывал некий восторг от непроизвольного отождествления себя, пишущего, со своей лисой. Еще бы, хоть в воображении покинуть оболочку “бесхвостой обезьяны”!
Пелевинская мизантропия3, чуждая мне, так сказать, “онтологически”, искупается существенным для меня посылом. “Время проклятого богатства и великого блуда” он ненавидит всерьез и непритворно, и если есть у него кое-что за душой, то не только истины буддизма (тут судить не берусь), но и эта вот творческая ненависть, делающая его остроумным и глубокомысленным, а главное — провидящим.
Ницше, с его процитированными в рукописи лисы “моргателями”, и Леонтьев (Константин, а не Михаил) могут потягаться за душу нашего автора с принцем Гаутамой. “Приколы” Пелевина, обеспеченные этой живой ненавистью, не кажутся мне плоскими и заставляют злорадно смеяться. Пародия, например, на неофрейдистскую деконструкцию “Аленького цветочка”. Или как мила одна из лисичек, мстительно охотящаяся на английских аристократов… А прогнозы его пугают своей сбываемостью. Так было с “Generation ‘П‘” и с “Числами”. Так и теперь. Генерал-лейтенант, “могучий и благородный зверь” в импозантном мундире, став генерал- полковником в темно-сером пиджаке и черной водолазке, способен отныне обернуться лишь собаченцией, калачиком свернувшейся у чьих-то ног. Так что зря Владимир Бондаренко, всегда норовящий подобрать и причислить к своей рати все, что плохо лежит, поторопился записать его в свои герои. Насчет возможностей сникшего “оборотня” у Пелевина — иллюзий никаких.
“Священную книгу оборотня” можно не только читать, но и перечитывать, что я и сделала. Но вот беда. После ставшей уже знаменитой сцены с доением нефтяной коровы (надеюсь, она войдет в отечественную трагедийно-сатирическую копилку наряду со щедринской рекой, “прекратившей течение свое”) автор на десятках страниц предается изложению своей философии — в диалогах, монологах, притчах и картинках. Пусть это самое его заветное, но для меня тут книга обрывается. Много лет назад я испытала нечто похожее, когда мне дали почитать самиздатского (!) Кришнамурти (ассоциация отдаленная, но все же…): будто заставили варить манную кашу не из манки, а из речного песка, притом неустанно помешивая. Или все равно, как, прочитав “Крейцерову сонату”, углубиться в послесловие автора — автор велит, а я не хочу. Не хочу в Радужный Поток. Есть еще альтернативы.
Николай Заболоцкий. Поэтические переводы в трех томах. М., “Терра-Книжный клуб”, 2004 (“Мастера перевода”). Т. 1 — Грузинская классическая поэзия, 448 стр. Т. 2 — Грузинская классическая поэзия, 464 стр. Т. 3 — Славянский эпос. Грузинская народная поэзия. Грузинская поэзия ХХ века. Европейская поэзия. Восточная поэзия, 384 стр.
Читать дальше
