Наступает год петуха. Люди, не обижайте животных!
(Курсив убрать.)
Читайтевнимательно
Куда бежишь ты, на ночь глядя, рукой рук, ясноглазая, Аннушка, но не та? Молчит Аннушка, но не та. Аннушка идёт в цирк, в шапито, сегодня там представление, цирк приехал на всё лето, Аннушка, но не та, садится на скамейку, жёсткую доску, чтобы смотреть то, что покажут, следить глазами. Гимнасты, жонглёры, медведь Миша, собачки, маленькие, болонистые шавочки, которовых только и вывели что для цирка, на потеху, лошади — криво стрижена чёлка, бодро бегают лошади по кругу, солнцешар, земляшар, маленькая модель всего (вразрядку всего), фокусники, кто-то спёр трёшку, Аннушка на жёсткой скамейке, она поднимает веки свои, и в глазах её — цирк. Рядом сидит Игнашка, хороший, маленький, ангел, только крыльев нет, зато есть глаза и ресницы в половину лица, ясные глаза, ясные, пришёл с папой, с папоськой, которовый уже спит, детская радость, чистая радость — цирк, особенно цирк шапито, купол, жёсткие скамейки, петухи на палочке. Мы возьмём Игнашку, возьмём его, такого хорошего, думает Аннушка, но не та, подхватывает его на руки и идёт к выходу. Но Игнашка хочет посмотреть на лошадок, на их чёлки, он брыкается, он вырывается и плачет, громко плачет, так, что просыпается его отец. Папоська просыпается и видит сына на руках незнакомки, на руках незнакомой ему Аннушки, на чужих руках, сын плачет. Забирай его, говорит отец. Можно мне? Я немножко, говорит Аннушка. Можно, отвечает отец Игнашки с пьяных глаз, всё (вразрядку снова) бери, меня тоже бери. Нет, нет, мы только мальчика, только Игнашку возьмём, принесём домой, на наш второй этаж, в нашу квартиру, в нашу комнату, на нашу кровать, на постель, и прижимает его к себе, к груди, самый большой дар, бесценный подарок, мечта детства, её сбыча, разрешённая одержимость дурочки с переулочка. Несёт Игнашку домой, в комнату, в квартиру, к синему чекисту Власову, у Игнашки нога от горя ниже колена отсохла. Был Игнашка хорошим мальчиком, все любили его, привозили ракушки с моря, тащили шишки из леса, рассказывали на ночь тёплые сказки, гладили по голове. А теперь несчастный Игнашка, собаки не лают, когда он идёт, снег не заносит его следы, цыганки не гадают по руке, прячут глаза, ребята не водятся с ним во дворе, нигде не водятся, чешутся кулаки, но нельзя, соседки не здороваются, оттирают от двери толстыми задницами, не твои ли игрушки по крови плаваша?
Бедныйбедный
Снова и опять, проснувшись в семь вечера пополудни и отодрав веки свои от глаз, синий чекист Власов оставался на протяжении всего времени злым и голодным. Задумывая тело своё для труда, в которовый раз обнаружил его ущербность и мягкость ума в своём уме и словарном запасе. Укладывая кисть руки на груди бывшей с ним тёплой женщины, скорбел телом, и мужской половойх безмолвствовал вовсе. Внутренне смиренно плача, синий чекист Власов больно сжал грудь женщины, отчего проснулась чужим голосом. В то же время Игнашка отнял веки свои от глаз, и чресла, и весь корпус — от постели, чтобы идти. Закончив это, синий чекист Власов собрался отправиться на работу. Тело его дышало отрывисто, двигая живот, и глотало холодную цыплячью кашу, пока тёплая женщина плакала за свою грудь. Пролив достаточно [слёз], пошла провожать к двери своей квартиры второго этажа. Проделав [это], отправилась обнять малого Игнашку (что касается времени, то оно давно прошедшее, если речь идёт о малом Игнашке, если же о подросшем или взрослом, то время до сих пор прошедшее, но после, позднее, то есть ближе к настоящему), подаренного ей судьбой. Подросший Игнашка (уже ближе к настоящему) выходит на улицу, следя за отцом. Онже напролом движется через дворы и детей, чтобы больше ненавидеть их, таких далёких от смерти (его настоящего времени). Удивляя себя, дети смотрели в след синего чекиста Власова. Онже подходил к ним ближе, глядя своими глазами, пока дети не опускали веки на свои глаза, не убегали домой, утыкаясь маме в коленки плакать, потому что от взгляда его падали с карусели, ели песок, поперхаясь и задыхаясь, били друг друга игрушками по голове, бежали за мячом на дорогу, под колёса автомобиля, залезали на башенный кран, шли под мост, раздирали коленки, высовывались далеко из окна, подбирали острые стёкла, ступали на ржавые гвозди, тыкали ручками в глаза, глотали копейки. Онже, видя [это], был доволен. Подросший Игнашка, идя за отцом по пятам, бывал всегда напряжён. Видя, как дети лезут на дерева, считал за правило стоять и ловить, [того] кто сорвётся. Отбирал игрушки, чтобы не били друг друга, останавливал карусели, лез в горло пальцами за копейкой. Видя это, синий чекист Власов бывал сердит и приготовлялся работать в [эту] ночь лучше, чем в ту. Решив это, разворачивался и шёл туда, встречая по дороге стариков, отчего сердце его пело про мира чудеса. Старики и старухи сами просили глазами своими смерть. Видя чекиста Власова, улыбались ему, падали и ломали ноги, заходились приступом астмы, роняли из рук ингалятор, хватались за сердце, теряли очки и шли далее, натыкаясь на столб или падая в открытый асфальтом люк. В это время Игнашка переставал следить за отцом, ибо старики сами звали смерть, и тут [было] не помочь. Они все стремились во время синего чекиста Власова.
Читать дальше
