Станислав Куняев, Ян Вассерман. Переписка россиян. — “Двадцать два” (“22”), Тель-Авив, 2005, № 138.
“В 1981 году я получил письмо из далекого Владивостока от поэта Яна Вассермана. <���…> между нами началась переписка, по-моему, не менее серьезная, нежели между Астафьевым и Эйдельманом”.
Эта фраза С. Куняева подробно комментируется в редакционном послесловии “Обмен любезностями”, в частности редактор журнала “22” пишет: “Многим в Израиле эйдельмановский елейный тон и стремление быть „принятым в компанию” пришлись очень не по душе, так что грубо антисемитский характер ответа Астафьева вызвал, скорее, насмешки в адрес Эйдельмана, чем обиду на Астафьева. <���…> К тому же Эйдельман, как многие интеллигентные евреи в России, „служащие иным богам”, выступил не как еврей, что было бы только естественно в таком контексте, а как якобы беспристрастный представитель литературной общественности, то есть от лица всей лицемерной советской квазикультуры. Тут-то Астафьев и рванул на себе рубашку...”
Ольга Кучкина. “Момент истины” Владимира Богомолова. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2006, № 1 .
Загадки биографии известного писателя. По официальной биографии — фронтовика, награжденного орденами и медалями. Очень интересно. Особенно — ответы из архивов на соответствующие запросы.
Алла Латынина. Иннокентий Володин и атомная бомба. Из двух редакций романа “В круге первом” создатели телесериала выбрали менее убедительную. — “Московские новости”, 2006, № 5, 10 февраля .
“Почему в фильме так малоубедителен Певцов, тщетно пытающийся показать превращение советского номенклатурного плейбоя в героя, способного пожертвовать собой ради спасения цивилизации? Вина ли тут актера? Или он бессилен придать достоверность неестественной ситуации? Напомню, что известность приобрели две редакции романа. После сенсационного успеха „Одного дня Ивана Денисовича”, когда забрезжила надежда на публикацию, Солженицын подготовил сокращенный и „облегченный” вариант. Иннокентий Володин больше не пытался помешать советской разведке перехватить секрет атомной бомбы, он предупреждал профессора-биолога, собиравшегося сообщить зарубежным коллегам о ходе работ над новым лекарством, что такого рода научные контакты приведут к аресту. Именно этот вариант ушел в самиздат и был издан за границей, за него писатель получил Нобелевскую премию... Когда Солженицын вернулся к первоначальному варианту с атомной бомбой, в эмигрантской прессе вспыхнула дискуссия. Поступок, вызванный простым человеческим сочувствием, многим казался куда достовернее и привлекательнее, чем попытка сорвать разведывательную операцию нелепым звонком в американское посольство. Сторонники „атомной” версии напирали на то, что в основе романа — подлинный факт. Это так. В мемуарах „Утоли моя печали” Лев Копелев, прототип Рубина, вспоминает, как руководство шарашки получило задание установить личность звонившего в американское посольство: им оказался некто Иванов, второй советник посольства СССР в Канаде (жаль, что никто из исследователей Солженицына не потревожился выяснить его личность и судьбу). Но вряд ли он ставил своей целью не дать бомбу „людоедскому режиму”. Хотя бы потому, что бомбу Сталин к этому времени уже получил. Действие романа Солженицына происходит в конце декабря 1949 года (и это старательно подчеркивается в сериале), а бомбу взорвали под Семипалатинском еще 29 августа”.
См. также: “Что пыхтеть в телефонную трубку про секретные чертежи, когда на дворе уже декабрь?” — удивляется Владимир Березин (“Предъявите достоинства!” — “Книжное обозрение”, 2006, № 6 ).
См. также: “И тот, кто все-таки смотрит, поневоле приходит к не предусмотренным создателями сериала выводам. Да, таких изменников, как Володин, надо выявлять и обезвреживать! И да, в деле обезвреживания надо пользоваться новейшими достижениями науки и техники. И если вольнонаемные ученые ленятся или терзаются нравственными сомнениями, то да, надо создавать шарашки, надо шантажировать интеллигентных специалистов этапом и зоной. И да, чтобы не либеральничали директора и генералы, сажать — а лучше сразу расстреливать — надо в случае малейшего сбоя и генералов. И да, никто, кроме Сталина, на такое не решится. А если так, то, выбирая между уничтожением нашей страны в пламени Хиросимы и таким чудовищем, как Сталин, мы голосуем за Сталина!” — пишет Виктор Топоров (“Шарашка и Зона” — “Взгляд”, 2006, 23 февраля ).
Читать дальше
