Василий Ливанов: Ночная «Стрела»

К Лизон подсела немолодая полная блондинка. Еще одна женщина, высокая и тонкая, в рыжем лисьем малахае, низко надвинутом на глаза, осталась стоять в дверях.

— Ася, садись, ну садись сюда, — зазывала ее блондинка.

— Садись, Ася! — крикнул тот, которого назвали Максом. — Займи свое место под солнцем.

— Под полкой, под полкой, — поправил Макса лысоватый.

— Вы иссякли, Пороховщиков, — оборвала Ася лысоватого и обратилась к Василию Васильевичу: — Извините нас, пожалуйста. У Фалеева, — она кивнула малахаем в сторону Макса, — сегодня день рождения.

— У Максика праздник! — взвизгнула блондинка.

— Примите наши поздравления, — словно в колокол ударил Василий Васильевич.

— Вот это да! — восхитилась Лизон. Все рассмеялись.

— Вы стаканчики просили? — Проводница стала передавать в купе пустые чайные стаканы в подстаканниках.

Пете и Василию Васильевичу тоже всучили по стакану.

— Только не задерживайтесь, товарищи провожающие, — попросила проводница.

— Провожающие, не забудьте взять вещи отъезжающих, — сказал иссякший Пороховщиков.

Ася безнадежно махнула в его сторону рукой в тугой черной перчатке.

Хлопнуло шампанское.

— Меня не облейте, меня не облейте! — пищала блондинка.

— За мою женушку! — провозгласил Фалеев, чокнулся с Лизон, а за ним все остальные потянулись чокаться. Сделалось душно, шумно и тесно.

— Ну, вы боец!

Василий Васильевич улыбался, блеклые глаза его светло поблескивали.

— Вон зубы какие, точно у волка, — почему-то обиженно констатировал Фалеев.

— Это что! — пробасил старик. — Вы бы посмотрели, какие еще у меня дома лежат!

Вошла проводница удостовериться, что все уплатили за постели.

— Значит, одно местечко у вас свободно. — И оглядела верхнюю, аккуратно застеленную ничью полку.

Собрала пустые стаканы и пообещала принести чаю покрепче.

Петя решил не обижаться, что его не включают в беседу. Конечно же Максим Фалеев — это тот самый режиссер кино, многосерийные ленты которого Петя неоднократно смотрел по телевизору. А Василий Васильевич… Уж не тот ли это В. Бучинский, автор тоненькой книжечки «Искусство кинотрюка», которую Петя как-то пролистывал в театральной библиотеке? Книжечка была издана ох как давно, и Петя никак не предполагал, что ее автор — живой человек.

Теперь Петю больше всего заботил вопрос о том, чтобы с достоинством занять свое место «под полкой», как выразился иссякший Пороховщиков.

Известный кинорежиссер, старый мастер кинотрюка — и он, Петя Баташов, теперь актер кино. Пусть никому еще не известный, но кто знает? Кино — это такая штука…

Петя встал в проходе, якобы для того чтобы снять с верхней полки свою спортивную сумку, а на самом деле чтобы еще раз проверить свой внешний вид в зеркале. Клетчатая рубашка, из воротника торчит не очень могучая шея. Уши оттопыренные, красные. Ни тебе кожаного пиджака, ни баса — ничего артистического.

Петя сел на место и с нарочито озабоченным видом стал рыться в сумке, приведя в полнейший беспорядок две пары носков, галстук, рубашку и кулек с домашними сдобами, заботливо уложенные мамиными руками.

На столике в купе появился чай и брикетики сахара в синих обертках.

Фалеев сунул короткую руку в задний карман брюк и поставил на столик плоскую стеклянную фляжку.

— Шампань не по мне, — заявил Фалеев. — Это вот мужской напиток. Как-никак у меня сегодня день рождения.

— Однако без закуски… — Василий Васильевич смотрел на коньячную флягу с сомнением.

— У меня есть! — закричал Петя, поспешно высвобождая из сумки кулек со сдобами. — Мама напекла…

— Опять удача. — Фалеев по-хозяйски заглянул в пакет. — Ваша мама — просто чудо!

— Она у меня ничего, — сказал Петя голосом еще более низким, чем у Бучинского. — Всегда мне что-нибудь даст… на съемку. — И Петя задохнулся.

Фалеев скручивал металлическую пробку уверенной рукой.

— Вы снимаетесь в кино?

— Да, на «Ленфильме», — отдышавшись, отвечал Петя уже своим голосом, стараясь не спешить. — Играю солдата. Новобранца. Главная роль.

— У кого?

Петя назвал режиссера.

— А-а-а… — Пробка никак не давалась.

— Я в прошлом году окончил училище при Нашем театре, — заторопился Петя. — И был принят в театр. Но ничего там за целый год не сыграл. Ничего.

— Как, совсем ничего? — спросил Бучинский.

— Нет, кое-что. Играл труп.

— Кого?!

— Роль трупа. Труп сына героини. Мама два раза ходила смотреть. Честное слово!