Уолтер Керн - Мне бы в небо

— Я смотрю на это с точки зрения потребителя, — говорю я. — Пассажира. Я очень ценю ваш настрой, но, честно говоря, вы играете с людскими жизнями. Самолет — не лабораторная пробирка.

— Весь мир — лабораторная пробирка. В нашей сфере деятельности это — аксиома.

— А церкви? Они тоже пробирки?

Пинтер смотрит на меня. Я нарушил неписаный кодекс нашей профессии, упомянув святое. Вышел из рамок.

— Вы верующий? — спрашивает он.

— Неортодоксально.

— Разумеется. В наше время никто и ни в чем не традиционен. Но вы верите в образ Божий во плоти?

— Я понимаю, куда вы клоните. Я оговорился, простите. В течение десяти лет меня окружали мормоны.

— Заметно. Вы меня обидели, — говорит Пинтер.

— Намекнули, что я — носитель фаустовского духа. Но это не так. Если я помогу маленькой авиакомпании освоиться в условиях жесточайшей конкуренции, то не нарушу ни единой заповеди — здесь я уверен. И вообще, это высоконравственный поступок в чистом виде.

— Еще раз приношу свои извинения.

Пинтер вздыхает и встает. Стоя он практически того же роста, что и сидя, хотя длинный мешковатый пиджак скрадывает его короткие ноги. Мы смотрим друг на друга. Пинтер заговаривает, обращаясь к моей груди, как будто мы одного роста, и я, в слабости своей, подыгрываю — пригибаюсь.

— Мы с Маргарет готовим ужин. Просьба: за столом никаких разговоров о божественном. И о бизнесе.

— Но ведь вы, надеюсь, понимаете, зачем я прилетел? Мое предложение…

— Потом. За едой мы придерживаемся темы.

— Какой темы?

— На ваше усмотрение. Вы гость.

— Я слушал ваши лекции и хочу вас поблагодарить. Вы читали их по спутниковой связи и не видели меня…

— Ни на чем не основанное предположение.

— Я знаю, как работает спутниковая связь.

— Это устаревшая модель.

Поскольку вход с улицы в дом перегорожен бульдозерами и грудами земли, а крыльцо отсутствует, так что дверной проем висит в воздухе, Пинтер оставляет свою новенькую немецкую спортивную машину в проулке. Поездка была долгой. В Онтарио транспорт движется в равной степени неистово во всех направлениях, дороги напоминают развороченный муравейник, а Пинтера вообще нельзя пускать за руль. Его стиль вождения — абсолютное невнимание к окружающим и полнейшая сосредоточенность на собственной машине. Даже на большой скорости он щелкает разными кнопками, регулирует высоту руля, накачивает подушку под поясницей и поправляет решетчатую отдушину кондиционера. Пинтер умрет в этой машине, и, подозреваю, он в курсе — а поэтому хочет насладиться всеми игрушками.

Маргарет стоит на ступеньках у задней двери, со старомодным коктейлем, украшенным вишенкой. Она похожа на двадцатилетнюю девушку, которую искусственно состарил гример-дилетант, нарисовав морщины и посыпав волосы пудрой, дабы изобразить седину. Она приветствует меня чересчур радушно, целует в обе щеки и почти не обращает внимания на своего «сожителя», который проскакивает на кухню и наполняет два бокала. Кухня — одна из двух обитаемых комнат; вторая — спальня, дверь в нее открыта, и я вижу широкую массивную кровать с цветастыми простынями и мохнатыми одеялами, под которыми обычно спят на водяных матрасах. Доступ в остальную часть дома загорожен полотнищами пыльного полиэтилена, висящего на кнопках. За ним виднеется размытая фигура плотника, который с шумом забивает гвозди при помощи пневматического молотка. Грохот стоит оглушительный.

— Сэнди говорит, вы живете в Колорадо, прямо на границе.

— Я там жил раньше. У меня была квартира, но я от нее отказался.

— И где вы живете теперь?

— Там и сям…

— Правда?

— Так бывает. И не то чтобы редко.

— Значит, это такой стиль?

— Пока нет. Впрочем, вскоре увидим.

Мне вручают бокал. Напиток сладкий и крепкий, он наводит на мысли о Голливуде сороковых годов. Пинтер вновь закуривает и погружается в привычный транс, пока дотошная Маргарет продолжает засыпать меня вопросами, задавая их в промежутках между ударами молотка. Над кроватью я замечаю картину — какая-то мифологическая сцена, изображающая полуголую девушку, за которой по лесной поляне гонится похотливый козлоногий тип.

Стол накрыт, но запаха еды я не чувствую. Пинтер повязывает фартук и открывает старый холодильник, набитый полуфабрикатами. Сигаретный дым смешивается с морозным облаком — зрелище, которое я нахожу крайне неаппетитным.

— Сегодня мы ужинаем по-походному, — говорит Маргарет. — Ремонт отнимает столько электроэнергии, что плитой пользоваться невозможно. Сэнди уже описал вам проект?