Мастер Чэнь - Дегустатор

Я не замечал, как несется время. А сейчас видно, что я стал чуть старше. Но…

Замученная продавщица, с валиком голого тела между джинсами и свитерком, в третий раз проносится в моем поле зрения. Не совсем девочка, то есть поговорить уже можно. И очень неплоха.

Через путаницу отражений зеркал она смотрит на меня — не просто с интересом. Она уже видит, что я ее заметил. Откуда они всегда знают и чувствуют, что мужчина вдруг оказался свободен как ветер?

Я, не поворачиваясь, вздыхаю и смиренно склоняю голову вбок. Почти незаметно развожу руками: рад бы, но…

Она поджимает губы и сокрушенно вздыхает. Мы друг друга поняли.

Когда-нибудь, с кем-нибудь — вне всяких сомнений. Но не сейчас.

Выхожу на сухой, кусающий холод, волоча пакет с уложенной туда старой (ну, то есть совсем почти как новой) курткой с карманами, новым бархатным пиджаком и всем прочим. Домой идти скучно. А куда еще?

Так кто же я теперь, кто этот странный человек в черном? Человек, который благодаря шляпе стал выше? Протестантский священник?

А давайте так: я тот, кто не даст просто так себя выкинуть вон. Да, вернуть ничего не удастся. Но можно хотя бы…

Ради собственного удовольствия…

Для начала — понять: кто нас уничтожает? И зачем?

Были девяностые годы. Тогда уничтожалось все, и это было нормально. Мы привыкли.

Но сейчас вам тут не девяностые.

Мы уже прожили несколько хороших лет, и особенно прошлый, этот грандиозный две тысячи пятый год, когда все и у всех получалось. А девяностые — какой же то жуткий был сон.

У меня был свой прилавок на рынке в Сокольниках, с мирной и уважительной продавщицей Марией Сергеевной (работала когда-то во Внешторге секретаршей заместителя министра). Я подтаскивал ей неподъемные коробки, в конце дня оттаскивал остатки обратно в багажник; а рядом торговал носками и майками неплохой парень Витя, который раньше был историком-китаеведом. Он и рассказал мне одну занятную историю.

Как-то раз за соседним прилавком — это было на другом рынке, годом раньше, — он увидел что-то родное: неужели настоящие китайцы, пусть и северные (они внешне отличаются от всяческих южан)? И решил вспомнить ушедшее, заговорив с ними на их языке.

Но китайцы оказались бурятами из Улан-Удэ, зато от соседнего прилавка, где помещались вполне русские на вид личности, он получил ответ на чистом изысканном мандарине. Так встретились коллеги…

Да мы все там встречались тогда, на этих рынках. Биоинженеры, медики, люди, вышвырнутые из Института космических исследований, специалисты по китайскому и португальскому — мы все были там.

Честное слово, я не помню — возникли какие-то провалы в памяти — куда и как уходили эти страшные месяцы и годы. Да они и страшными не были — мы не успевали бояться, а потом, это же весело, пережить еще один день: вот вам, гадюки, вот вам!

Но не говорите мне, что девяностые — время славных побед. Ведь я тогда тоже жил и — хотя из памяти стерлись целые месяцы — помню слишком многое. И помню, как приходила зима, как мягкий снег заносил ряды прилавков и торговых павильонов, и над рынками, над этим белым притихшим царством звучал гимн тех дней — жалобные и гордые вздохи скрипок, музыка из фильма «Профессионал».

И теперь, когда мы все это пережили, вы нас так просто не сломаете.

Я бесцельно шел по проспекту Мира, по правой стороне, к центру. Итак, враг есть. Давайте только разберемся, один это враг или несколько совершенно разных. Мой, Алины, барона Зоргенштайна, которого я никогда не видел. Ну вот просто разберемся, сделаем пару мысленных шагов — всегда ведь можно остановиться.

Я просто гуляю, я не сижу над листом бумаги, где можно вычерчивать схемы, как положено детективу. Гуляю и не мешаю мыслям, даже самым диким. Пусть их будет как можно больше. Пусть вспомнится вся та куча информации, которую я получил за последние месяцы — и бездарно упустил.

Если бы я мог поговорить с Алиной! Ведь она на самом деле сказала так много, просто я не думал, что это важно. Да ведь она знала почти все, понятия об этом не имея.

И вот вам самая очевидная зацепка — эта склонность моего воображаемого пока противника работать на редкость грубо и грязно. Что там была за вторая причина, по которой Алина наняла частных детективов разбираться, кто я такой: эти люди, говорила она, вполне способны подослать к ней уголовника-соблазнителя… и зачем? А тут много вариантов. Фотографии, выложенные в Интернет. Биография соблазнителя: три года колонии за совращение малолетних. Ну и, в результате, газетная колонка — не Ядвиги, но кого-то классом пониже.