Мастер Чэнь - Дегустатор

Ну ладно.

Сейчас, сейчас: на улице нас ждет вдох родного воздуха — а он заметно холоднее, чем на германском юге, — и тогда заряд оптимизма обеспечен.

— Я даже забыла вызвать из редакции машину, — улыбнулась краем рта Алина, возникшая у меня под боком. — Расслабилась. Что-то не то с головой.

— Я тоже не вызвал, — ответил я. — Потому что свою машину люблю водить сам. И она меня ждет, метрах в ста пятидесяти отсюда. Подожди в тепле, увидишь через стекло что-то очень белое — выходи.

А чтобы она вдруг не передумала, я отобрал у нее сумку (неожиданно зверски тяжелую) и быстро-быстро понес вниз, на парковку.

Черт знает куда девалась остальная наша троица — может, получала багаж, с этого момента я просто полностью забыл о ее существовании. И надолго.

— Она очень белая, — сказала Алина, падая на переднее сиденье. — И она чистая! А что за машина?

— Ну конечно она чистая, если белая, — посмеялся я. — Это такая замечательная штука — «Дэу Нексия».

Она чистая? Все так просто — заранее заготовленные три-четыре пластиковые бутылки с водой в багажнике и скребок-губка с длинной ручкой; если начинать поливать воду с крыши и двигать губкой очень-очень энергично, то пары минут хватит, пока греется мотор. Кроме того, на белом грязь не так заметна. Попробуйте черную и все поймете.

Шереметьевские березы сторожат лес, где пахнет грибами, — еще можно успеть походить по нему, там будет падать с ветвей дрожащий золотой дождь. Я знаю, какой сейчас должна быть в машине музыка: летящей, с еле заметной грустью, — но что это, Алина опять спит? Или лежит, прислонившись к стеклу, с закрытыми глазами? Этого не может быть. Она не может сейчас спать.

Она открыла глаза, только когда мы оказались на длинной, звенящей трамваями Трифоновской улице.

— А я ведь, кажется, не сказала адрес, — проговорила она, мы посмотрели друг на друга и засмеялись. — А это что?

— А это, — сказал я, — место, где у меня есть такие же таблетки, которые у тебя кончились.

— Ну конечно, конечно — таблетки! — восхитилась она, и мы снова начали смеяться.

— Боже ты мой, мы ведь совсем большие, — сказала она, поднимаясь по лестнице. — Та-ак, у тебя нет лифта, понятно. Мы большие, мне сорок лет. Ты слышишь, мне сорок лет! А я все равно… Ой, никогда не видела белую кожаную входную дверь! Это уже не случайность. Это уже стиль.

Дверь, со звуком присоски, открылась.

— Здесь чисто! — восхитилась она. — И ты живешь здесь совсем один?

— Абсолютно, и, честно говоря, до сих пор не верю своему счастью. Вхожу в дом после очередной поездки с замиранием: а вдруг квартиры там нет и не было?

— Что это такое? — спросила она в прихожей, рассматривая сооружение за дверью туалета. — Кстати, мне сюда нужно.

— Это газовая колонка. Между прочим, немецкая. Она означает, что всегда есть горячая вода, и что вечером можно зайти сюда, зажечь живой синий огонь и как-то задуматься.

А потом, выйдя, она остановилась на пороге комнаты и подняла брови:

— Светло-серый ковер… Золотисто-розовые занавески. Никакой мебели, только встроенный шкаф. Белый. А ведь это хорошо. И… ты спишь на полу? На этом громадном матраце?

— Я один раз в жизни был в Японии, и… А что это с тобой, дорогая Алина?

Она дрожала. Кто-то в самолете признавался ей в природной застенчивости, но тут…

— Боже ты мой, как мне стыдно, — странным сонным голосом сказала она. — Трястись — дурной тон.

— Да, — успокоил я ее. — Очень стыдно, и мне стыдно, и им стыдно, иди-ка сюда. Сейчас это пройдет. Я все сделаю.

Я положил руку ей на лоб.

— Так все просто, — продолжала она. — Мне казалось, что мы уже давно не вылезаем с тобой из постели, привыкли, а вот только я — так, что это?

«Это» был градусник. И, после долгой паузы:

— Не может быть. Ты ошибся. Ну а если так, я просто поеду домой.

— Да, а дома у тебя, как ты говорила раньше, есть мальчик? Десяти лет? Заражать будем?

— Да это, наверное, пустяк… Ну вот, готово, посмотри, посмотри, если так настаиваешь…

Я посмотрел и пошел искать таблетки.

— Да, моя дорогая, это пустяк, тридцать девять и одна. С этим домой не ездят. С этим пьют сразу две вот такие таблетки… А потом еще вот такие. Быстро глотаем, а еще заворачиваем ноги, и я пошел ставить чайник.

— Нет, ну так же нельзя, — раздался у меня из-за спины слабый голос. — Ты обязательно должен меня, ну, в общем, трахнуть, а то это просто смешно. И неудобно вкатиться вот так в дом, чтобы лечь там и болеть. Боже, как глупо.