Джонатан Майлз - Дорогие Американские Авиалинии

В тот вечер Стелла пришла с косичками, в шелковой размахайке и синих джинсах. На вертушке крутятся Ник Лоуи, The Specials, The Buzzcocks, Йен Дьюри с его The Blockheads. [8] Ник Лоу (р. 1949) — английский рок-музыкант, в 1970-х — ключевая фигура в британском паб-роке. The Specials — английская рок-группа, игравшая ска и регги с элементами панк-рока, пик популярности пришелся на самое начало 1980-х. The Buzzcocks — британская поп-панк-группа. Йен Дьюри (1942–2000) — английский рок-музыкант, в 1977 г. организовал группу The Blockheads, игравшую смесь джаз-рока, регги, фанка с налетом панк-рока. На кухне идет по кругу стеклянный кальян, и знакомый медиевист блюзово виляет бедрами, шагая в клозет. В конце концов мы со Стеллой оказались у Чарлза на балконе с видом на Мэгэзин-стрит, сидели на пороге, невесомо-хмельные, болтали ногами, просунутыми за ограждение. О чем говорили? Какая разница. Всякая всячина — как водится у двух существ, заводящих брачный танец. Сумасшедшие матери (ага, у нее тоже была такая.) Джеймс Меррилл. [9] Джеймс Ингрэм Меррилл (1926–1995) — классик американской поэзии, стихи его очень интимны, многие из них — поэтические наблюдения над собственным сознанием. Путешествия во времени. Любовь к неону, тоже общая. Мой загадочный «брат»-редактор, ее научный руководитель, старый таракан, вечно норовивший заглянуть ей за пазуху. Ах да, я выяснил, что она ни разу не бывала в «Ставках»! Я любезно пообещал сводить. Позже, когда мы целовались, я, открыв глаза, узрел голую белую Чарлзову задницу, притиснутую к стеклу. Я расслышал, как за стеклом он поет: «Если в небе луна, будто пицца, смачна, — здесь amor…» [10] Строчка из песни That’s amore Дина Мартина, популярного американского актера и певца.

Мы уходили с вечеринки последними. В комнате мы нашли Чарлза, с открытым ртом храпевшего на диване, и, осторожно приспустив ему семейные трусы, намалевали фломастером на заду стихи: «Все цветы мне надоели, кроме белого филея». (Потом Стелла отрицала свое участие в этой проделке, усматривая в ней одно из ранних, незамеченных ею, свидетельств моей негодности в мужья, отцы, джентльмены и т. п. Но я-то живо помню большой палец ее правой руки, пробирающийся под резинку Чарлзовых трусов, и животную радость, которую она старалась сдержать, и как меня тогда удивил — и возбудил — сексуальный ток, который Стелла привнесла в это дело. Помню, как ее воодушевление перебросило нас от пьяной придумки к стихам на заднице Чарлза, от кампусной шуточки к мрачноватому насилию… ладно, все равно она все отрицает.) Внизу на улице я опять целовал Стеллу — знаете, эти поцелуи над пропастью, когда кажется, что если ваши языки расцепятся, тут же сорвешься и сгинешь, — пока она не скользнула за руль своей машины и не исчезла. Потом я долго стоял на тротуаре, и мое сердце, как бенгальский огонь, разбрасывало искры вокруг.

Однако я опять отклонился от темы, верно? Французские поцелуи и все такое. Дорогие Американские авиалинии, я прошу прощения. Пожалуйста, поймите, что сейчас у меня не лучшее время. Только что на улице, возле багажных тележек, старушка, курившая рядом, рассказала мне мрачнейшую историю: у ее мужа «закупорило венечную», когда он вел машину, и бедняга вылетел на своем «фиате» с горного обрыва в Центральной Калифорнии, но ремень безопасности спас его от гибели, и вместо этого мужик превратился в овощ и уже четыре года таким и остается. Его дорогая женушка — вылитый жевун из страны жевунов — сидит подле него шесть дней в неделю, карауля случайный трепет века, который вернет его в ряды млекопитающих. Рассказывая мне все это, она отрыла в своей напоясной сумочке пачку бумажных платков. Я думал, для себя — такая история удостаивала ее права сронить слезу, — но она протянула их мне. Я всегда отличался умением держать душу нараспашку, и, думаю, лицо мое было скорбное до кислятины, это за мной не заржавеет. Я начал отказываться от подношения, но она стала выискивать в подсумке что-то еще. Я испугался, что это окажется фото — натюрморт с ее интубированным мужем, от такого я и разрыдаться могу, но старушка достала маленькое устройство, похожее на упитанный мобильник. Карманный игровой автомат — объяснила почтенная дама. Он-то и спасает ее рассудок, сказала старушка, и настояла, чтобы я крутанул несколько раз — в «виртуальном» смысле, конечно, — что я и сделал. Вишенка, семерка и фрукт вроде лимона! Две семерки и вишенка! Проигрыш и еще худший проигрыш. И тогда старушенция заявила, что жизнь, «ей-бо», требует от нас только одного — найти повод прожить нынешний день. А потому она не только поддается азарту посредством маленького видеоавтомата, но еще каждый день получает посылки: свитерок из «Эл-Эл Бина» или новую садовую лопатку из «Смита энд Хоукена». Так что она пребывает в постоянном предвкушении. Перед тем как вернуться в здание — «Я слышала, у них кончаются раскладушки для нас, сидельцев», — она велела мне забрать платки и не распускать нюни.