Мишель Турнье: Философская сказка

И тут Гастон заметил, что Пьер, продолжая сбрасывать скорость, включил правый сигнал поворота и съезжает на обочину. Он все понял, увидев на противоположной стороне автострады стоянку "Ландыши".

— Нет, черт возьми! Не вздумай начинать все сызнова!

Ни слова не говоря, Пьер выскакивает из кабины. Нелегко будет пересечь два шоссе, по которым несется в обе стороны сплошной стремительный поток машин. Но Пьеру вроде и дела нет до них. Он как будто ослеп.

— Пьер! Да ты с ума сошел! Осторожней, Господи Боже!

Какой-то "Мерседес" едва не сшиб Пьера и возмущенно взревел клаксоном. Еще рывок — и Пьер добирается до разделительного барьера. Перемахивает через него и устремляется на шоссе, ведущее из Парижа на юг. Громадина тяжеловоза проносится на волосок от него, он вынужден остановиться. Тут же в отчаянном прыжке уворачивается от легковушки. Еще рывок. От удара Пьер закружился волчком, второй удар сбил его с ног, но не успел он коснуться земли, как еще один сокрушительной силы удар подкидывает его вверх. "Казалось, будто машины играют Пьером, как футбольным мячом", — скажет потом Гастон. Визжат тормоза, отчаянно гудят клаксоны. На шоссе образуется пробка.

Гастон первым подбегает к Пьеру. Еще три водителя помогают отнести его к их грузовику. Окровавленная голова Пьера бессильно мотается из стороны в сторону. Гастон поддерживает ее двумя руками. С нежностью и болью он заглядывает в глаза своего напарника. Губы Пьера шевелятся. Он хочет что-то сказать. Язык его не слушается. Наконец, медленно-медленно, выстраиваются слова.

— Автострада… — шепчет он. — Автострада… Вот видишь, Гастон, если ты с автострады… нельзя и пытаться с нее свернуть.

Чуть позже полуприцеп с Гастоном за рулем отправляется дальше. Перед ним едет машина "скорой помощи" с мигалкой на крыше. Вскоре она съезжает вправо и поворачивает на Бон. А грузовик, обогнав ее, катит дальше, в Париж. "Скорая" замедляет ход на подъеме, проезжая мимо дорожного указателя, но Пьер без сознания и не может прочесть на нем: ""Люзиньи-сюр-Уш" 0,5 км"".

В городе Пульдрезик стояли друг против друга два белых домика. В одном жила прачка Коломбина. Она всегда носила белоснежное платьице и была похожа в нем на белую голубку. А в другом домике жил булочник Пьеро.

Пьеро с Коломбиной росли вместе, вместе ходили в школу. Тогда они были неразлучны, и все считали, что они непременно поженятся. Но Пьеро стал булочником, а Коломбина прачкой, и жизнь развела их. Ничего не поделаешь, если булочник работает по ночам, чтобы у жителей города были к завтраку свежий хлеб и теплые булочки. Прачка же работает днем. Правда, они могли бы встречаться вечером, когда Коломбина собиралась ложиться спать, а Пьеро вставал на работу, или рано утром, когда у Коломбины начинался трудовой день, а у Пьеро кончался. Но Коломбина избегала Пьеро, и несчастный булочник очень горевал. Отчего же Коломбина избегала Пьеро? Да оттого, что ее бывший приятель напоминал ей множество неприятных вещей. Коломбина любила солнце, птичек и цветы. Летом, в тепле, она сама распускалась как цветок. Пьеро же, как вы знаете, жил по ночам. А Коломбина считала, что ночь — это мрак кромешный, населенный чудовищами, вроде волков и летучих мышей. И потому по ночам она закрывала двери и ставни и спала, свернувшись клубочком на своей перине. Мало того, в жизни Пьеро было еще два темных пятна: темно было у него в подвале-пекарне и в его печке — вот что пугало Коломбину. А вдруг в пекарне водятся мыши? И ведь не зря же говорят: "Черно как в печи"?

Надо сказать, внешность Пьеро вполне соответствовала его занятиям. Наверное, именно потому, что он работал ночью и спал днем, лицо его было круглым и бледным, как полная луна. А своими глазами, внимательными и удивленными, и широким балахоном, перепачканным мукой, он напоминал сову. И так же как луна и сова, Пьеро был робким, тихим, верным и таинственным. Он любил зиму больше, чем лето, веселой компании предпочитал одиночество, говорил мало — и не больно-то красиво, часто с трудом подбирая слова, — но зато любил писать; при свече, огромным пером он писал длинные письма Коломбине, только никогда не отправлял их — он не верил, что Коломбина станет их читать.

Что же все-таки писал Пьеро Коломбине? Он старался ее переубедить. Он объяснял ей, что ночь совсем не такая, какой ей кажется.

Уж кто-кто, а Пьеро знает, что такое ночь. Она вовсе не похожа на черную яму, кстати, и в его пекарне, и в его печи тоже не так уж черно. Ночью река поет звонким и ясным голосом и переливается серебристой чешуей. Высоченные деревья покачивают в небе листвой, усыпанной звездами. Ночью запах моря, леса и гор сильнее, чем днем; ведь день насквозь пропитан трудом и заботами.