Эльфрида Елинек - Михаэль. Книга для инфантильных мальчиков и девочек

Молодой господин шеф входит в лифт. Герда (которую мы с вами уже знаем) вся извертелась в своем платье с рюшечками. От нее то и дело отламываются кокетливые кусочки. И когда лифт прибывает на верхний этаж, в нем полно пальчиков, коленных чашечек и хрупких маленьких ножек. Михаэль, словно журавль, осторожно вышагивает среди этих обломков. Ему нравится, что в штанишках у него сухо & тепло & надежно. Он то и дело засовывает пальчик внутрь, чтобы проверить, не наделал ли он в штаны. Пока нет. Тогда он облегченно смеется, и весть об этом перелетает из уст в уста.

Примерно в то же самое время, когда Томас Фиш перестал танцевать вальс и стал играть с маленькой забавной собачкой, все небо потемнело от невиданной стаи черных дроздов. И тут же взрослые рассеяли в небе химикаты, которые стали вытягивать из птичьих тел жир. И от этого тысячи птиц просто-напросто замерзли. Бедные птички! Бедные птички! Ужасно!

Ну вот. Что это за жидкость врывается внезапно в уютную гавань непромокаемых штанишек Михаэля? Мальчик-то, оказывается, весь мокрый! И вот тут в полной мере оправдывает себя мудрая предусмотрительность матери. Никто ничего не замечает (непромокаемые штанишки защищают от малейшего подозрения, а памперсы всё впитывают). Срочно менять памперсы, пока не поздно! Вот так Михаэль и проводит свой рабочий день. Сейчас он у нас снова повеселеет. Госпожа Рогальски стягивает с него все мокрое и слегка шлепает его по попе, чтобы он развеселился. Она щекочет его и показывает ему козу. И все очень хорошо получилось. Михаэль опять смеется, в этом нет сомнения. Надо как следует помыться, и от этой процедуры оба — мать & сын — получают огромное удовольствие. Это время принадлежит только им и больше никому.

Томас Фиш снова танцует медленный вальс. На этот раз с Уши Глас. Он обходится с ней до боли бережно, потому что она — знаменитость.

Это аккуратно запакованное существо тоже Михаэль. В таком чистом & сухом & упакованном виде, только в непромокаемых штанишках, он может чуть-чуть полежать возле стола, суча ножками, — а он только этого и хочет. Госпожа Ида включила обогревательную лампу (а то простудится!). Михаэль пускает слюни от удовольствия. Пока!

Когда Ингрид говорит: Я ДОСТАТОЧНО НАСТРАДАЛАСЬ, ЧТОБЫ ИМЕТЬ ПРАВО ЧТО-НИБУДЬ СКАЗАТЬ! — то она говорит это со всей серьезностью.

Руководствуясь разумом, мы отвечаем ей: если ты будешь страдать еще больше, то ты еще больше сможешь сказать. Все это невероятно серьезно. Это — серьезное место в книге. Его нельзя воспринимать со смехом и с иронией. А серьезное оно потому, что Ингрид, возможно, и вправду по-настоящему СТРАДАЕТ.

Действительность.

Вольфганг не может быть убийцей. Он же ребенок, мой ребенок. Я знаю, он скверный мальчишка и ведет себя хуже многих других. Но убийцей он быть не может. Мать не выдерживает, она плачет навзрыд. Только что она узнала об этом непостижимом преступлении.

Ее одиннадцатилетний сын Вольфганг вместе с сыном жандарма Томасом, который на год старше, сбежали из дома. Они прихватили с собой винтовку и охотничий нож. Укрыться они хотели на Парндорфской пустоши (Бургенланд). Но когда на дороге им неожиданно повстречался шестидесятилетний Маттиас Гутдойч, школьников охватила паника: из страха, что незнакомец может выдать родителям их убежище, они застрелили пенсионера. В довершение всего Вольфганг нанес незнакомцу несколько глубоких ножевых ран. После этого они вернулись домой. Только неделю спустя парни были арестованы прямо на уроке Закона Божьего.

Еще за месяц до происшествия Вольфганг с раскаянием уверял мать: мама, я решил исправиться. Тебе больше не придется плакать из-за меня. Я не буду больше совершать никаких глупостей и воровать тоже никогда не буду.

Однако парень, которого в январе исключили из гимназии в Бруке за воровство и который с тех пор перешел в среднюю школу в Нойзидле, не справился с искушением и опять принялся за старое.

Вместе с другом Томасом и еще пятью одноклассниками он украл в кондитерской сладости. Продавщица ничего не заметила. Но дети принялись похваляться перед одноклассниками своими подвигами, и слух о воровстве дошел до ушей директора. Он велел парням оплатить украденное.

Это было за неделю до родительского собрания, которого Вольфганг и Томас боялись как огня. Они опасались, что учителя расскажут родителям про их воровство. С каждым днем их страх возрастал. И в конце концов за два дня до родительского собрания парни не выдержали и пустились в бега.