Елена Муравьева - Глупости зрелого возраста

— Сорок тонн, — ахнул Васили Кравченкоич.

— На счетах издательства, мне кажется, нет таких сумм.

— Конечно, я давно пустил их в дело.

— Это еще не все. Разорвав договора, мы рискуем попасть под штрафные санкции. И тогда сорок тысяч легко превратятся в пятьдесят или сто. Не исключено, что клиенты потребуют исполнения обязательств и тогда придется выпустить все обещанные до конца года номера. Это выльется в изрядную сумму.

— То есть мне придется до конца года содержать этот дурацкий журнал? — не по-хорошему изумился Рязанов.

— Совершенно верно, — признала псевдо-нимфа.

— Или немедленно вытаскивать из бизнеса кучу бабок? Что вы предлагаете?

— Я? — Почти искренне удивилась Ирина. — Почему я должна что-либо предлагать?

— Но это ваши клиенты! Вы их привели!

— Действительно, это наши клиенты. Мы их знаем не первый год. — Плохо скрытый намек грубо указывал на возможности руководителя рекламного подразделения.

— Ирина Игоревна, не забывайтесь! — Василий Иванович опять повысил голос. И снова наткнулся на абсолютное спокойствие.

— Я все помню. Нет журнала, нет рекламы, нет процентов, нет вопроса с оплатой нашего труда.

— Все правильно.

— Раз вопросов ко мне нет, я сегодня же подам заявление об уходе. Менеджеры сделают то же самое.

— Зачем торопиться? — праздно полюбопытствовал Рязанов. — Пока не утрясутся все вопросы, вы можете спокойно работать.

— Я много чего могу.

Многообещающее заявление требовало адекватной реакции.

— Что вы имеете в виду?

— Василий Иванович, я сказала, что подниму журнал, и сдержала слово. Если мы договоримся, я попробую помочь вам. Но не бесплатно. Моя цена — десять процентов.

— С чего собственно вы хотите проценты?

— С суммы аннулированных клиентами договоров.

Пять минут назад Рязанов поразился выдержке Иры. Сейчас изумился собственной. Ему дерзят, а он ничего терпит, улыбается даже. Что за блажь в голову ударила? Однако ставить Лужину на место решительно не хотелось. В угоду внезапно нахлынувшей покладистости Рязанов предложил:

— Ирина Игоревна, помните, нашу первую встречу? Я еще тогда советовал вам быть скромнее и умерить аппетиты.

Лужина кивнула:

— Невзирая на возраст, о котором вы тогда намекали, с памятью у меня все в порядке. Я сказала тогда и сейчас повторю: во-первых, я постоянно сижу на диете, поэтому аппетит у меня более чем умеренный. Во-вторых, если мои условия вам не подходят, мы простимся и точка. В-третьих, если я вам нужна, справедливо привязать результаты моего труда к эффекту, который вы хотите получить.

Рязанов сокрушенно поджал губы.

— Наверное, я не соглашусь.

— Ваш бизнес, ваше право.

— Действительно.

Глядя на Лужину, Рязанов больше не ловил себя на фривольных мыслях. Он почти сердился. Вот стерва! Но какая! Василий Кравченкоич потянулся к еженедельнику и добавил к записанному ранее еще пару строк. Затем прошелся по кабинету. Остановился около окна.

— Кажется, дождь закончился, — сказал задумчиво. И добавил уже с другой интонацией. — А вам палец в рот не клади. Не обижайтесь. Это вроде комплимента.

— Спасибо.

— Ответ я дам завтра. Подсчитаю кое-что, прикину, решу.

— Конечно.

— Тогда, я вас не задерживаю.

Ирина направилась к двери, но, не дойдя пару метров, остановилась:

— Василий Иванович, у меня просьба. Можно?

Красавица-гордячка умела просить? Что-то новенькое!

— Да, пожалуйста.

— Пока вы думаете, я побуду день-два дома? В издательстве все равно теперь нечего делать.

— Добро.

— Тогда, я передам Рубаняку, что по вашему распоряжению нахожусь в местной командировке.

Несколько вольная трактовка озадачила Рязанова. Но в угоду хорошему настроению, с определенным сомнением в голосе Рязанов произнес:

— Как вам будет угодно.

Оборвав минорный дождь, вторникявил миру мажорное солнышко. Оно залило благодатным светом вселенную, пробралось даже в потаенные глубины человеческой души.

Иван проснулся в прекрасном расположении духа. Вчерашняя решительность не ушла, напротив, окрепла. Мысли о поездке в Харьков вызывали радостное волнение. Об Ире Ильин не думал. Красивая женщина с зелеными глазами осталась в прошлом. Там, в прошлом, находилось много всякого и разного. Среди прочего погрязший в сомнениях и растерянности, прежний Иван Ильин. Странный, между прочим, субъект. Изломанный какой-то, жалкий, не чета нынешнему уравновешенному и спокойному. Сейчас Иван не очень понимал как жил прежде. Оглядываясь назад, он чуть не с презрением вспоминал старые мысли и поступки. Неужели это его бросили жена и дочь? Неужели он позволил, чтобы самые дорогие люди относились к нему с презрением? Как он мог, не испробовав все возможные и не возможные способы, думать, что с Томой все кончено? Как смел, так думать? Как позволил себе докатиться до такого?